Где ты?
Без подписи.
Долби-Хаус, сентябрь 1823».
Письмо не отправлено.
На следующее утро Пенелопа послала записку во вновь заселенный Долби-Хаус и пригласила Оливию и Филиппу присоединиться к ней днем — первым, когда она перестала ждать мужа и начала жизнь заново.
Она решила покататься на коньках.
Ей в самом деле очень требовалось провести хоть денек с сестрами, чтобы напомнить себе — у нее есть причины для ссоры с Майклом и для собственной досады, а также для того, чтобы придерживаться этого дурацкого обмана — утверждения, что ее брак настоящий, а не трагическое притворство, каким он на самом деле является.
Требовалось напомнить себе, что скандал мгновенно перекинется на сестер, если она позволит правде просочиться наружу, а Филиппа с Оливией заслуживают шанса на лучшую жизнь. На большее. Пенелопа стиснула зубы, вспомнив это слово и все то, что оно означало в ту роковую ночь, когда она попалась в брачную ловушку Майкла.
Выкинув мысль из головы, она кивнула камеристке, помогавшей ей одеться, затянуть шнуровку корсета, завязать ленты и застегнуть пуговицы. Пенелопа прекрасно знала, что за стенами «Адского дома» ее будут пристально изучать, поэтому оделась особенно тщательно — ради глаз лондонцев, по крайней мере тех, кто остался в городе в январе, тех, кто будет старательно выискивать малейшие бреши в доспехах новоиспеченной маркизы Борн.
Женщины, которая, по их мнению, пленила сердце самого порочного из владельцев «Падшего ангела», убедив его восстановить свой титул и вернуться в общество.
Женщины, которую он избегает любой ценой.
Пенелопа выбрала ярко-зеленое шерстяное платье, решив, что оно теплое и при этом достаточно нарядное, и дополнила его синим плащом, который надевала в ту роковую холодную темную ночь, когда вышла на земли Нидэма и Фальконвелла и встретила Майкла, ставшего Борном.
Отороченная мехом шляпка и перчатки завершили наряд, и как раз вовремя — спускаясь по широкой центральной лестнице «Адского дома», она услышала щебет сестер в холле. Их звонкие голоса вздымались к потолку, заполняя пустоту, царившую в доме ее мужа. В ее доме.
Когда она оказалась на площадке второго этажа, спеша скорее увидеть сестер и пойти на прогулку, дверь в личный кабинет Борна отворилась и оттуда вышел он — в руках куча бумаг, сюртук расстегнут, белая рубашка туго натянулась на широкой груди. Увидев Пенелопу, он резко остановился и начал застегивать сюртук.
Пенелопа замерла, приковавшись взглядом к его лицу, заметив сразу и распухший побагровевший глаз, и шрам на нижней губе. Она шагнула вперед, рука в перчатке поднялась сама по себе и притронулась к разбитому лицу.
— Что с тобой случилось?
Он отпрянул и окинул её взглядом.
— Куда ты собралась?
Резкая смена темы не дала Пенелопе, возможности решить, хочет ли она говорить ему правду.
— На каток. Твой глаз...
— Это ерунда. — Он поднял руку и потрогал синяк.
— Спасибо за заботу. — Повисло долгое молчание, и Пенелопе даже могло показаться, что Майкл чувствует себя довольно неловко, да только она понимала, что это невозможно. В конце концов он добавил: — Ты видела, что я принял приглашение на бал к леди Бифетеринг-стоун?
Пенелопа не удержалась:
— Видела. А тебе известно, что обычно все светские приглашения принимает или отклоняет жена?
— Когда мы привыкнем их получать, я с радостью передам эту обязанность тебе. Я удивлен, что нас вообще туда пригласили.
— Совершенно напрасно. Леди Би обожает скандалы больше всех. В особенности если они случаются в ее бальном зале.
Из холла раздался веселый смех, избавив Пенелопу от дальнейших объяснений. Майкл перегнулся через перила и посмотрел в холл.
— Юные леди Марбери, я полагаю?
Пенелопа изо всех сил старалась не смотреть на его разбитую губу. Честное слово, старалась.
Только у нее ничего не получалось.
— Они вернулись в город. — Она помолчала и добавила, не в силах скрыть язвительность: — Уверенные, что скоро найдут себе пару.
Борн снова взглянул на нее:
— На каток?
В его голосе прозвучало удивление.
— А ты не помнишь, как мы в детстве катались на озере? — Это вырвалось прежде, чем она успела прикусить себе язык.
Пенелопа круто повернулась и направилась к лестнице, не ожидая больше ничего от него услышать. Ему так хорошо удается молчание — она уже отказалась от надежды, что он когда-нибудь выскажется самостоятельно, без того, чтобы она его подтолкнула. А подталкивать ей уже надоело.
Поэтому раздавшийся за спиной голос Борна ее потряс.
— Пенелопа.
Она мгновенно обернулась.
— Да?
— Можно мне пойти с вами?
Пенелопа моргнула.
— Прошу прошения?
Он глубоко вздохнул.
— На каток. Можно пойти с вами?
Она прищурилась.
— Зачем? Надеешься, что если нас увидят рука об руку, скользящими на коньках по Серпентайну, газеты уделят леди и лорду Борнам несколько строчек?
Он провел рукой по темным кудрям.
— Я это заслужил.
Он не заставит ее почувствовать себя виноватой!
— Да, заслужил. И даже больше, чем это.
— Мне бы хотелось помириться с тобой.
Глаза Пенелопы округлились. А это еще что такое?
Опять пытается манипулировать ею и их будущим? На этот раз она не поддастся. Ее больше не одурачить, потому что она все понимает. Она устала от ноющей боли, возникающей в груди всякий раз, как он оказывается рядом — и когда он далеко, тоже. Устала от сражений, игр, фальши. Устала от разочарований. Она отвернулась и снова направилась к лестнице и ждущим внизу сестрам.
— Пенелопа.
Он остановил ее, назвав по имени — из его уст оно прозвучало так прелестно.
Пенелопа снова невольно обернулась.
— Да?
— Что это будет стоить? Чтобы пойти с вами? Назови свою цену. — Он помолчал. — Полдня, проведенные с женой, без призраков прошлого или будущего. Во что мне это обойдется?
Пенелопа ответила без промедления, серьезно и прямо:
— Не губи Томми. Не трогай его по крайней мере одну неделю.
Он согласился не сразу, и Пенелопа заставила себя снова повернуться к лестнице, разочарованная тем, что у нее нет вообще никакой власти над ним. Поставила ногу на первую ступеньку, и тут Филиппа ее заметила.
— Пенни! — воскликнула она. — И лорд Борн!
