Сэр Мортимер открыл ящик письменного стола:
— Вот двести фунтов! Выиграл прошлой ночью в карты. А на пять сотен я вам выпишу чек.
— Не на пять, а на восемь, с вашего позволения! И выпишете их не на мое имя, а на имя Эммы Хигсон… И уверяю вас, она вас больше не потревожит…
Сэр Мортимер, выругавшись сквозь зубы, выписал чек, положил его на купюры в двести фунтов и отдал Орелии. По-прежнему держа в одной руке пистолет, другой она спрятала деньги в муфту.
— А если вы вздумаете опротестовать выданный чек, сэр Мортимер, то имейте в виду, что моя угроза рассказать обо всем вашей жене остается в силе, пока деньги не окажутся в руках Эммы.
— Вы получили, что хотели, а теперь убирайтесь из моего дома и будьте прокляты!
— Вряд ли вы думаете, что я задержусь в вашем доме хоть минутой дольше, чем это необходимо. Сэр Мортимер, меня от вас почти физически тошнит. Тот факт, что вы отдали мне тысячу фунтов, может в какой-то степени облегчить вашу совесть, но надеюсь, когда-нибудь вы вспомните о ребенке, отцом которого являетесь… ребенке, чья судьба, если бы не мое вмешательство, была бы — расти безымянной сиротой в доме для подкидышей, а может быть, окончить существование в реке, на дне грязной Темзы, вместе со своей матерью. Ненавижу и презираю вас, вы отвратительное и гадкое животное!
С этими словами Орелия вышла из комнаты, громыхнув дверью, и на дрожащих ногах спустилась вниз. Слуга открыл перед ней дверь, и, сев в экипаж, она велела ехать в Райд Хауз, не заметив, что за ее каретой следует фаэтон, и так всю дорогу, до Парк-лейн.
Войдя по возвращении в холл, она решила сразу же вернуть пистолет на место и поспешила в утреннюю гостиную к столику с оружием. В этот момент дверь открылась, и сердце у Орелии подпрыгнуло: вошел маркиз, и еще никогда она не видела его в таком состоянии — губы его сжались в одну жесткую, тонкую линию, в глазах полыхала ярость.
— Я видел вас, когда вы от него вышли… Я не мог поверить глазам своим! Чем вы там занимались? Чем он соблазнил вас, чем заманил при свете дня к себе, когда все могли вас увидеть! Вы можете это объяснить?
Орелия хотела было ответить, но лицо маркиза выражало такое отвращение, что она не могла произнести ни звука.
— Отвечайте же, — закричал он, — что для вас значит Розэм, этот вымогатель и растлитель девственниц, неужели и в самом деле он завоевал ваше сердце? А я-то думал, что вы — другая, я бы побился об заклад на собственную жизнь, что вы не такая, как прочие. Но, оказывается, я ошибался! Что же он вам предложил? Будучи женатым! Он, чья репутация во всем, что касается молодых женщин, просто смердит?
Глядя на побелевшее лицо Орелии, на ее задрожавшие губы, маркиз совсем утратил контроль над собой и, схватив ее за плечи, грубо встряхнул:
— Так отвечайте же, черт вас возьми, отвечайте! И говорите мне правду! Расскажите-ка, что произошло там, в доме известного всем насильника? Расскажите, пусть я узнаю все и представлю всю глубину вашего падения! Говорите!
И маркиз так сильно встряхнул ее еще раз, что с головы Орелии съехал капор и держался теперь только на лентах, завязанных на шее. Орелия попыталась оттолкнуть маркиза, но при этом ее движении из муфты посыпались банкноты, а за ними упал пистолет. Маркиз остановился, взглянул на пол и увидел все: банкноты, чек, оружие — и снова посмотрел на Орелию: губы у него побелели от ужаса!
— Вот, значит, каким образом вы зарабатываете деньги на табакерки, — прорычал он.
Глава 6
— Как вы… смеете… думать обо мне… такое? — спросила Орелия почти беззвучно. Негодование душило ее. Глаза ее потемнели, ее трясло от гнева. Маркиз отпустил ее, но купюры и пистолет остались лежать на полу.
— А что другое о вас можно подумать? — грубо спросил он. — Чего вы от меня ожидали?
— От вас я ничего не ожидаю… милорд, — с горечью отвечала Орелия.
— Тем не менее вы мне скажете, почему отправились на квартиру к Розэму, и скажете всю правду, если не хотите, чтобы я вытряс из вас душу!
Он поднял руки, словно опять собираясь схватить ее за плечи, и Орелия инстинктивно отступила назад, а затем с той же яростью, что и он, но тихо, сказала:
— Ладно… я вам отвечу… я скажу вам… всю правду! Я поехала… навестить этого вашего приятеля… потому что он… изнасиловал молодую девушку… вот здесь, в этом самом… доме, и теперь у нее будет ребенок!
Маркиз на мгновение окаменел, а потом его словно взорвало:
— А вам-то какое до всего этого дело, черт вас возьми? Если это правда, моя экономка сама разберется со всем!
— А что, по-вашему, она предпримет? — Орелия внезапно почувствовала, что готова наброситься на него и расцарапать ему лицо. — Она же просто выгонит эту бедную девушку на улицу или отошлет домой, где все узнают про ее позор! И неизвестно, что будет для нее лучше!
— А что другое можно сделать в подобном случае?
— Это «другое» — утопиться, что бедняга и собиралась сделать, — утопиться вместе с будущим незаконным ребенком, которым наградил ее ваш дружок!
— Ради бога, не называйте его моим дружком! — с отвращением воскликнул маркиз. — Вот уж чего нет, того нет! Вы так со мной говорите, словно я одобряю поведение Розэма и потворствую его похождениям!
— Но вы же не видите в нем ничего скверного!
— Не отрицаю, иногда мужчины ведут себя таким образом, и очень сожалею, что подобный отвратительный поступок был совершен под крышей моего дома, но эта девушка, безусловно, тоже могла бы вести себя и получше!
— Вы действительно думаете и верите, что испуганная деревенская девушка, почти еще подросток, могла оказать сопротивление мужчине такого телосложения, как сэр Мортимер? Уверяю вас, ваше сиятельство, единственное средство, которым она могла бы защитить свою невинность, — это оружие, которого у нее не было, как имела его я, когда решила поехать в дом этого… вашего друга! — На этот раз к «другу» маркиз не придрался.
— Вы утверждаете, что и в отношении вас он собирался так поступить? — недоверчиво уточнил он.
— Да, представьте, я это утверждаю! — почти с радостью вскричала Орелия.
— Да будь он проклят! — выругался маркиз. — Убью свинью!
— Вас, кажется, оскорбило то, что он мог ко мне приблизиться с таким намерением, — с горечью заметила Орелия. — Но вам как будто и дела нет до того, что он изнасиловал девушку, между прочим, по закону находившуюся под вашей защитой… Да, милорд, наверное, ваши моральные принципы примерно такие же, что у сэра Мортимера.
— Черт возьми! Не желаю, чтобы вы разговаривали со мной в таком тоне… Довожу до вашего сведения, Орелия, что ни разу в жизни я не вступал в близкие отношения с женщиной против ее воли и никогда не развлекался с горничными, как в своем доме, так и с теми, кто служит в чужих домах!
— Тогда давайте надеяться, что в дальнейшем сэру Мортимеру не будет так легко получить приглашение в любой из ваших домов, где он мог бы вступать в отношения с порядочными девушками любого происхождения!
