Все это прозвучало быстро и мимолетно. Ната ничего не
разобрала.
– Вы что-то сказали? – переспросила она
растерянно.
– Молчи, мерзавочка! Не трать слов и не пытайся
рассказывать, кто ты! Я уже знаю про тебя достаточно!.. Теперь говорить буду я,
а ты слушать! – сказал карлик.
Он подбежал к великану и с удивительной ловкостью и
быстротой вскарабкался ему на плечи, угнездившись там удобно, как индийский
лучник в корзине на слоновой спине.
Зигги Пуфс был, возможно, самым необычным из стражей мрака.
Необычность его заключалась в том, что он имел два тела. Одно тело занималось
канцелярской работой. Это его стараниями дом на Большой Дмитровке, 13, обрел
собственный разум и превратился в живое существо, подобное суккубу или
комиссионеру.
Другое же тело, тело великана, имело только начальный разум.
Его Зигги Пуфс использовал в сражениях. Не ощущавшее боли, яростное, мощное,
оно орудовало тяжелой булавой. Громадное свое тело Зигги Пуфс называл «Зигя».
Целыми днями оно таскалось за ним, ныло и клянчило «се-нить шладкое». Когда же
было необходимо, карлик вытеснял слабое его сознание и сам принимал управление.
В настоящий момент вселяться в нечуткого и глупого громилу
Зигги Пуфсу не хотелось. Он ограничился тем, что стукнул его кулаком по макушке
и показал пальцем на дверь, ведущую в канцелярию. Зигя вздохнул, перестал
грызть ногти и грузно затопал, куда было велено.
«Громильное тело» добралось до двери, которую Ромасюсик
давно открыл, и вышло в канцелярию. Карлик нетерпеливо подпрыгивал на плечах,
колотя ладонью по лысой и звонкой, как спелый херсонский арбуз, макушке.
По очереди суккубов и комиссионеров прокатилась волна.
Комиссионеры засуетились. Суккубы робко мяли в ручках пакетики. Те, у кого была
недостача хотя бы в один эйдос, бледнели и трепетали, мысленно пакуя чемоданы,
чтобы низвергнуться в Тартар.
Ощущалось, что Пуфса эта публика боится до дрожи. Нате
показалось, что даже Арея они опасались меньше. Тот был опасен только в гневе.
Держись подальше, не попадай под горячую руку и уцелеешь. Пуфс же убивал
равнодушно – не мечом, а единым росчерком пера отправлял в Тартар сотни и
тысячи.
Одновременно с тем, как Пуфс появился в канцелярии, на
лестнице, ведущей со второго этажа, послышались легкие шаги. Лицо Ромасюсика
выразило напряженный испуг. Прасковья, стремительная, чуть запыхавшаяся,
нетерпеливым взглядом окинула Мошкина, Нату и Чимоданова. Видимо, она втайне
ожидала увидеть кого-то еще, потому что взгляд ее сразу опустел и померк.
– Где Мефодий? Не пришел?– сам себя спросил
Ромасюсик и сам себе ответил: – Нету!
Хлоп! Правая ладонь Ромасюсика взметнулась и хлестнула его
по щеке.
– Ай! За что?
– Не мог нормально сказать: «нет!» А то «н-нету»?!– передразнила
Прасковья.
Тонкая, бледная, раздраженная, она была в платье настолько
алом, что на него больно было смотреть. На виске пульсировала нетерпеливая
жилка, похожая на пробившийся из-под наста подснежник.
Зигги Пуфс, восседавший на плечах у громилы, даже в лице не
переменился. Он, как видно, привык к тому, что Ромасюсик сам на себя орет и сам
себя колотит.
– Разве это не одно и то же? – пропыхтел
шоколадный юноша, втягивая голову в плечи.
– Молчи, дешевый дурак!
– Почему дешевый-то? – заупрямился Ромасюсик.
Как видно, он был знаком с прайсом на дураков и знал на них
расценки. Губы у Ромасюсика тряслись. Он был как открытая тетрадь. По-женски
умная Ната подзеркалила его и узнала тайную мечту шоколадного юноши.
Тот надеялся, что ему дадут другое, настоящее тело и женят
на Прасковье. А там, возможно, Лигула когда-нибудь убьют, Прасковья будет
только орать и хохотать, и тогда, наверное, он, Ромасюсик, станет единственным,
кто сможет возглавить мра… О нет! Ната спешно принялась кусать губы, тая смех.
Ей вспомнился давний, еще зимний разговор Дафны и Мефа о
Ромасюсике.
– Его нельзя делать начальником – даже самым маленьким.
Сделай его начальником хоть над общественным туалетом – он и тут всем жизнь
отравит. Даже если из подчиненных у него будут только бабка с ершиком и собачка
Шарик, – заявил тогда Меф.
Даф напряглась. Ничего она не боялась так сильно, как
категоричных суждений, особенно осуждающих кого-то.
– А тебя можно делать начальником? – спросила она
осторожно.
– Не-а, – подумав, ответил Меф.
– Даже над туалетом?
– Ну разве что над туалетом, – пожав плечами,
сказал Буслаев.
Даф успокоилась. Это был уже добрый знак, что раны, прежде
проеденные честолюбием до мяса, начали затягиваться.
…Зигги Пуфс сделал быстрое движение и, кувыркнувшись, ловко
и упруго скатился с плеч великана.
– Поговорили? – негромко спросил он у Прасковьи.
Та кивнула. Чимоданов удивился, как Прасковья может
поговорить с кем-то, не прибегая к помощи Ромасюсика, но уточнять не решился.
И, как оказалось, не напрасно. В конце концов, собеседники бывают разные.
На лестнице вновь послышались шаги. Мошкин вскинул глаза и,
едва увидев между балясинами стреуголенные старостью ножки и постреливающие
колени, уже знал, кто это. Мамзелькина! Вот только что она делает тут?
Аида Плаховна спустилась. Зигя перестал обгрызать ногти и
нетерпеливо подпрыгнул, замахав руками. Окружавшие его комиссионеры метнулись в
разные стороны. Один замешкался и потерял голову, причем даже не в переносном
смысле.
– Ну, чего расскакался? – добродушно спросила у
него Мамзелькина.
– Бабуль, се-нить шладкое! – басом заныла «детка».
Аида Плаховна хмыкнула и достала из рюкзака яркую коробку.
– Вот дожила: взятку дали на старости лет. Один
откупиться хотел, – пояснила она Нате.
– И вы взяли?
Мамзелькина не спорила.
– Взяла-то я, ясный пень, взяла… – хихикнула
она. – Да ты, малый, не стесняйся! Больше загребай! Я сладкое-то не особо…
Гигант засопел и, ломая картон, принялся сгребать конфеты и
засовывать их в рот, капая шоколадной слюной. Карлику это не понравилось. Он
подскочил и принялся бить его по пальцам.
– Зигя! Не трогай! А у меня ты разрешения
спросил? – орал Пуфс.
Мамзелькина небрежно оттолкнула его сухонькой ручкой.
– А ты, зигзаг батькович, не суйся! Без тебя
разберемся! Кушай, дитятко, кушай! – сказала она с непередаваемой старушечьей
интонацией.
