– Мы в равном положении, – сказал мечник, угрюмо
глядя Дафне в центр лба. – Меф не знает, кто он. Варвара не знает, кто я.
Баш на баш! Идет?
– А кто вы? – озадачилась Даф.
Арей напрягся.
– А, ну да, бывший начальник русского отдела!
– Не нарывайся, светлая! Для нее я богатый мужик,
который от кого-то скрывается.
– А-а…
– Теперь о вас с Мефом: как вы здесь очутились?
– Случайно, – начала объяснять Даф. –
Понимаете, собака украла курицу, а мы как раз были рядом и…
Арей нетерпеливо дернул головой. Чувствовалось, что слушать
кудахтанье про петушков и курочек он не расположен.
– Допустим, все так и было. Чем бредовее объяснение –
тем ближе к правде. А теперь совет: как вы нашли дорогу сюда – так ее и
потеряйте. Если хотите жить, отмотайте память на полтора метра назад и пустите
ее по новому руслу!
Даф кивнула, понимая, что спорить с Ареем не в ее интересах.
В конце концов, не он свалился им на голову, а они ему. Мечник смягчился и с
усмешкой добавил:
– Можешь считать, что у нас в подземном переходе
открылся дополнительный офис мрака. И вам, светлым, путь сюда заказан. В
старый-то офис меня теперь небось и не пустят.
– За что Лигул вас так? – спросила Даф. – За
Мефа?
Арей поморщился.
– Не только. Наш карапузистый наполеончик собирается
все тут зачистить. Россия с точки зрения мрака самая неблагополучная страна,
которую надо срочно пустить по западным рельсам. До нормального цивилизованного
мира, который выращивает мраку эйдосы послушно, как свинья сало и щетину, нам
еще скатываться и скатываться. Этот дурачок не понимает специфики России!
Русских можно задавить только жиром и собственностью! Никакое внешнее давление
тут не поможет!
– Что, правда? – обрадовалась такому признанию
Даф.
К Арею – мрачному, неустроенному, ночевавшему в подземном
переходе – она внезапно стала испытывать сложные чувства. Из-под недоверия
пробились жалость и симпатия. Все-таки на Большой Дмитровке он был на своем
месте, а тут…
– А если скинуть Лигула! – наивно предложила она.
Арей осклабился.
– О, советы по обустройству мрака! Что я слышу,
светлая? Надеюсь, они согласованы с твоим непосредственным начальством?
Дафна смутилась.
– Лигул же обнаглел! Наверняка многим из бонз мрака он
не нравится. У вас же есть друзья, – сказала она, следуя принципу: если
сел в лужу – не признавай это и греби дальше.
– И кто эти таинственные друзья? Не познакомишь? –
заинтересовался Арей.
– Вильгельм или Барбаросса? Нет? – наобум назвала
Дафна. – Они же уважают вас и вообще Россию!
Смех Арея был похож на чих. Дафна даже дернулась.
– Вильгельм и Барбаросса уважают меня? Любят Россию? С
какого дуба надо рухнуть, чтобы нести такую чушь? Да если б существовал такой
большой кирпич, которым можно было всех нас разом прихлопнуть и при этом не
слишком навредить экологии, они бы нас прихлопнули и преспокойно любили дальше.
– А Мамзелькина?
Услышав о Плаховне, Арей мимолетно задумался, после чего с
иронией произнес:
– Аида-то? Товарищ-то она, конечно, надежный. Но с ней
закон такой: дружить дружи, а на длину косы не суйся!
Дафне казалось, что, разговаривая с ней, Арей рассматривает
ее недоверчиво и одновременно насмешливо. Чем дальше, тем больше становилось
этой затаенной насмешки. Точно он видел что-то, чего не видела она. Прищуренные
медвежьи глазки утратили объем и казались плоско залепленными черной бумагой.
Ни блеска, ни выражения. Дафне стало жутко.
– А знаешь, что я скажу тебе, светлая?.. – спросил
он внезапно.
– Да?
Но мечник уже, передумав, мотнул тяжелой головой.
– Да ничего. Меньше знаешь – меньше мучаешься.
Вспомнив об этом сейчас, Даф вздрогнула и прижалась лбом к
стеклу. Снаружи, совсем близко от ее глаз, наискось бежали дождевые слезы. Если
бы не размытые круги фонарей и разноцветные пятна окон, казалось бы, что и
Москвы никакой нет. Есть только рельсы и несущийся по ним вагон.
Трамвай покачивало. Желтые зонтики входили и выходили
бесшумно, как роботы. Даф повернула голову и, касаясь холодного стекла уже не
лбом, а виском, закрыла глаза. Ей казалось, что всего на минутку.
Когда она вновь их открыла, вагон продолжало болтать. Дафна
не сразу заметила, что что-то изменилось. Все же через минуту в глаза ей
бросились кое-какие несуразности. Первое: огни за окном исчезли, как если бы
они выехали из города, что с трамваем невозможно. Второе: пропали желтые
зонтики и вообще все пассажиры. Третье: куда-то запропастился Депресняк. Его
комбинезон лежал у Дафны на коленях аккуратно сложенный. Получалось, что кот не
только разделся, но и бережно упаковал свое барахлишко. Четвертое: вагон
покачивало не из стороны в сторону, а сверху вниз. Пятое: как-то слишком долго
не было остановок.
Удивленная Дафна встала и открыла раздвижное окно. В вагон
снаружи ворвался и засвистел упругий ветер. Щурясь, Дафна высунулась и увидела
множество спутанных сизых полотенец. Полотенца, наложенные друг на друга, как
вафли в торте со сгущенкой, слабо шевелились, легко расплываясь и теряя
очертания.
«Тучи!» – с трудом узнала Даф. Опустив взгляд, она увидела между
кипами полотенец неровное шершавое одеяло, по которому ползла сверкающая змея.
Если присмотреться, можно было разглядеть на змее отдельные скользящие чешуйки.
«Шоссе! Машины!» – сообразила Даф, испытывая заторможенный
восторг узнавания. Сомнений больше не оставалось: трамвайный вагон мчался по
небу где-то в ближнем – а то и не ближнем уже – Подмосковье.
Даф хотела было закрыть стекло, когда нечто, сложив крылья,
метнулось в него. Повисло на ней и жалобно мявкнуло со звуком старой дверной
петли. Это был Депресняк, холодный и мокрый. В складках его крыльев хрустел
ледок. Все говорило о том, что кот, истосковавшийся по полету, отсырев в тучах,
поднялся невесть на какую высоту и там обледенел.
Вооруженная котом и извлеченной из рюкзака флейтой, Дафна
стала пробираться по прыгающему салону к кабине водителя. Разгадка, по всем
признакам, скрывалась именно там. За занавешенным стеклом угадывались острые
узкие плечи и голова с высокой прической, как у старых фрейлин.
Прическа эта кое-кого напомнила Дафне, и она поспешила
спрятать флейту. Если в кабине сидела та, о ком она подумала, флейтой ее лучше
было не дразнить.
