Еще через километр потянулся лес. На длинном штабеле новых
досок полыхали крошечные алые точки. Два человека – должно быть сторожа –
сидели на досках и смотрели на поезд. И такой неторопливостью, таким
спокойствием веяло от их неподвижных фигур, от лениво вспыхивающих сигарет, что
Бэтла испытала короткое замирание духа. К чему спешка? К чему беготня?
На ярко освещенном переезде за шлагбаумом выстроилась
цепочка машин. Нетерпеливая Таамаг стала дергать Бэтлу за ногу. Ей зачем-то
срочно понадобился стол.
Бэтла недовольно слезла и стала требовать у оруженосца
лимон. В горле чесалось, в ноздрях тоже царила какая-то неприятная
задумчивость. Валькирия сонного копья ощущала первые признаки приближающейся
простуды.
* * *
Хронический опоздун отличается от просто опоздуна тем, что
не понимает, когда опаздывать можно, а когда нельзя. Как ни печально это
признавать, но курьер света Корнелий относился к числу опоздунов хронических и
неисправимых. Такие только на свои похороны успевают вовремя и, без сомнения,
всякий раз до крайности удивляются этому факту.
«Вот! – говорят они тогда всем своим гробовым
видом. – Успел, наконец! То-то же!»
Пока ждали Корнелия, Чимоданов выпендрился: купил тульский
пряник и съел его, ни с кем не поделившись.
– Ты больной! Их едят только в поезде и только около
Тулы! Во всех других местах уже не то! – попеняла ему Улита.
Чимоданов, засыпанный крошками от пряника, выслушал ее
невнимательно. Он уже дергал торчавший из стены вокзала здоровенный, толще
руки, болт с такой же громадной, закрашенной гайкой на нем. Ему вдруг пришло в
голову, что все здание Казанского вокзала удерживается этим болтом и, если
раскрутить его, можно добиться интересного результата. Увы, болт не поддался, и
Петруччо приуныл.
С Чимодановым было все просто. Беспокойство ручек опережало
у него работу мысли. Максимум, что успевала мысль, – удивиться тому, что
натворили ручки. Собираясь в поход, он привычно обнюхал под мышками две майки,
проверяя, которая из них чище. С точным ответом затруднился и облачился в ту из
двух, на которой было меньше дыр от дроби. Стрелять по своей одежде было его
маленьким хобби. Затем закинул в рюкзак алюминиевую кружку, нож в ножнах,
шерстяные носки и компас, изредка действительно показывающий на север.
Петруччо, Ната и Мошкин напросились в поход в ту минуту,
когда Эссиорх был слишком занят, чтобы сказать твердое «нет», а Дафна со своей
обычной жертвенностью занималась делами Мефодия. Байдарку они нашли себе сами.
Это была трешка «Вуокса» в чехле защитного цвета, новая до возмутительности.
– Ну что? Все наши в сборе. Только Арея не хватает для
полного счастья! – насмешливо сказала Улита.
Мозговая деятельность ведьмы была подчинена универсальному
правилу: когда Улита стояла на одном месте и никуда не шла – ее язык работал.
Чем дольше стояла – тем быстрее работал.
– Улита! – предупреждающе произнес Эссиорх,
касаясь пальцем губ.
Ведьма мнительно огляделась.
– Ой! Прошу прощения! Где тут выдают типуны на язык?
Зарезервируйте мне, пожалуйста, парочку! – спохватилась она.
Улита вспомнила, что ее бывший – а может, и не
бывший! – шеф вечно сваливается на голову, когда некстати произнесешь его
имя. Но нет, Арей не появился, и Улита успокоилась. Пронесло.
– Секретарша – это от слова «секрет». Ты знаешь хоть
один секрет Арея? – стала дразнить ее Ната.
Улита поежилась. Желания умереть прямо здесь и сейчас у нее
не было.
– Где мне? Я и своих-то секретов не запоминаю, –
отвечала она, теряясь взглядом в вокзальной толкотне.
– А вообще как-то бледненько тут представлен мрак! Не
считая меня и нескольких других неудачников, тема абсолютно не раскрыта, –
ляпнула она.
Даф подумала, что Улите стоило бы приглядеться внимательнее.
Несколько раз в пестрой толпе мелькали любознательные рыльца пасущихся на трех
вокзалах комиссионеров, но их почти сразу снимали маголодиями снайперы из
прикрывавших отъезд златокрылых. Свет заботился о том, чтобы тайна сохранялась
как можно дольше.
Где при этом скрывались сами златокрылые, Даф так и не
вычислила. Оценила только, что маголодии, которые они применяли, были
особенными, новыми, не известными ей самой. Комиссионеры не столько плавились и
растекались, сколько лопались внезапно, как мыльный пузырь. Мгновение – и там,
где стоял комиссионер, смыкалась толпа. Нескольких клочьев грязной пены никто
не замечал. Максимум их принимали за плевок.
Минуты катились мелким горохом. Казалось, младенец-время
уселся на вокзальные часы и толкает босыми пятками стрелки. Эссиорх нервничал.
У Корнелия были все билеты, документы и ремкомплект для байдарок.
– Еще когда-нибудь возьмешь его с собой? – вкрадчиво
спросила Улита.
В ведьме, как всегда, дремал провокатор. Эссиорх в ответ
замотал головой так решительно, что едва не потерял уши.
– Кто, я?! Больше никогда в жизни! Это был самый
последний из всех последних разов! – заявил он.
– Почему? Он же милый!
– Быть милым – не профессия! Мало того, что ничего не
соображает, еще и самодеятельность начинает пороть! Поручи ему элементарно
бросить в ящик письмо – и посмотри, что получится! Таких комбинаций
нагромоздит, столько людей посторонних втянет, что за три дня не разгребешь!
Соберет целую толпу, и они будут напоминать друг другу, что надо бросать и
куда, встречаясь на всех станциях метро города Москвы!.. Ну все – я зол! Только
сунься он сюда – растопчу!
Однако когда Корнелий наконец появился у вокзальных часов,
Эссиорх даже убивать его не был готов. Состояния гнева и безгневия столько раз
сменили друг друга, что весь пар вышел.
– Прошу прощения! Мне депешу одну нужно было срочно
завезти! – прощебетал Корнелий.
Это было чистой правдой, за исключением одной детали: депешу
требовалось завезти еще позавчера, а к моменту доставки ее уже и ждать
перестали.
Взгромоздив на плечи байдарку, Эссиорх выразительно
посмотрел на Корнелия, прижал к животу рюкзак и, переваливаясь, побежал к
поезду. За ним Мошкин и Чимоданов поволокли «Вуоксу». Ната, заранее успевшая
улыбнуться носильщику, шагала налегке, потягивая через трубочку сок и жалуясь,
что у нее мерзнут пальцы. Меф нес сразу два рюкзака – свой и Дафны. Байдарку он
предусмотрительно закинул к самому вагону.
Улита на бегу приблизилась к Корнелию, незаметно ткнула его
кулаком и сказала, задыхаясь:
– Только огрызнись у меня! Чучело глазастое, арбуз с
кепкой! Еще один писк – и следующий телефончик будешь брать у санитарки
реанимации!
