Корнелий потер ушибленное место и, отскочив, крикнул:
– Когда я вижу человека, который на кого-то орет, я
понимаю, что у него было несчастливое детство!
Улита, у которой детство, и правда, было не особенно
счастливое, задумалась.
Они еще не добежали до поезда, а он уже тронулся. Чимоданов
с Мошкиным стали, паникуя, заскакивать в первый попавшийся вагон.
– Лови байду! Уйдет! – орал, спотыкаясь, Мошкин.
Чимоданов пытался ловить «Вуоксу», одновременно отгавкиваясь
от виснущей на нем проводницы. Остальные еще даже и к этому вагону не
подбежали, как вдруг состав дернулся и остановился. Проводники, стоявшие в
открытых дверях с флажками, стали выглядывать и суетиться. Возникла заминка,
длившаяся ровно столько, сколько необходимо было для экстренной погрузки.
– Это ты или Корнелий? – негромко спросил Эссиорх
у Дафны, когда ему удалось наконец протиснуть в вагон рюкзак и байдарку.
– Я! – вполголоса призналась Даф.
– Стоп-кран дернула?
– Закрутила маголодией… Там колесо такое, –
смущенно пояснила Даф, пряча флейту.
Это был как раз тот самый момент, когда Таамаг собралась
идти разбираться, но так ни с кем и не разобралась.
Уже в вагоне, отдышавшись и взгромоздив рюкзак на третью
полку, на которой прячутся порой едущие зайцем студенты, Меф осознал, что они в
походе, и его охватил восторг. Восторг был настолько неуемен, что он поцеловал
сперва Даф, а затем Нату и Улиту. Этого ему показалось мало, и он дернул
Мошкина за унылый нос.
К слову сказать, Евгеша был не столько грустен, сколько
задумчив и размышлял: пожаловаться, что ему на ногу поставили байдарку, или
лучше потерпеть?
– Не много ли эмоций? – вежливо спросила Даф,
которой показалось, что одного поцелуя было бы вполне достаточно.
– Не мешай юноше проявлять свои чувства! Можете еще
повосторгаться, молодой человек! – вступилась за Мефа Улита, задиристо
поглядывая на Эссиорха.
Тот деловито пристраивал вещи, и ведьма приуныла, поняв, что
ревность вызвать не удастся.
Вихрова же отнеслась к поцелую безразлично. Слегка
поморщилась и потерла пальцем щеку. Она только-только успела отделаться от
носильщика, который бежал за вагоном и вис на окне, делая попытки забраться
внутрь.
За окном вагона ехал куда-то темнеющий березовый лес.
Большая бутылка с минералкой, напротив, никуда не ехала, а стояла на месте,
мелко дрожа и покачиваясь. Ее отражение призраком жило в стекле. Прыгали в
кронах деревьев желтые листья – первая седина нескорой еще осени. В легкое
березовое стадо порой забредали дубы. Эти были лысы и корявы. Ветви тянулись
почему-то не кверху, а книзу.
Мимо с прерывистым звуком «И-и-шь! и-и-шь!» пронесся
встречный поезд. «И-и-шь! и-и-шь!» – откликнулся поезд на Сергач. Казалось,
составы пригрозили друг другу.
Чимоданов покачивался на нижней полке плацкарта. В пальцах у
него плыла в заоконном березовом облаке селедка. Непонятно было, когда и где он
успел ее достать. Доев селедку, Петруччо насмешливо посмотрел на Дафну и вытер
жирные руки о свои волосы.
«Что, противно? Так и скажи, что противно! Я и хочу
показаться противным!» – говорил он всем своим видом. Даф подумала, что его
глупость столь безразмерна, точно он приобрел ее в магазине «Богатырь».
– Умничка, мальчик! После пряника ничего нет полезнее
селедки! – сказала Чимоданову Улита.
Петруччо равнодушно отмахнулся от ведьмы, залез на верхнюю
полку и тотчас уснул, подложив под голову Зудуку. Застилать постель, когда
ехать предстояло всего несколько часов, он считал излишним.
Мошкину спать не хотелось. С верблюжьей запасливостью он
вылил в себя бутылку минералки, икнул газом и задумался на отвлеченные темы.
Затем закрутил на пустой бутылке пробку, заточив в ней воздух, и стал
размышлять, что вот пройдут годы, а воздух не сможет освободиться и так и
останется замурованным. И от мысли этой ему было тоскливо.
Билеты им достались разрозненные, места были раскиданы по
всему вагону. В основном боковушки или верхние полки ближе к туалету. И потому
у всех почти оказались попутчики.
У Мефа и Дафны это были два приятеля – парни лет двадцати –
двадцати двух. Один смугло-румяный, с глазами-оливками, по имени Егор. Другой
длиннорукий, с печальным задумчивым лицом – Максим. Оба работали в Москве и
возвращались домой – в Сергач.
Егор страдал неостановимой болтливостью. Максим же за всю
дорогу сказал фраз пять, и те пробурчал так невнятно, что они, едва оторвавшись
от губ, заблудились где-то в его же ноздрях. Егору на месте не сиделось. Грудь
его, казалось, содержала не сердце, а множество пламенных моторов. Видя, что
Меф и Дафна заняты друг другом и в собеседники ему не годятся, он за десять
минут обежал весь вагон, со всеми перезнакомился, всем надоел и даже успел раза
четыре сбегать в тамбур.
Вскоре Буслаев убедился, что для одного плацкартного вагона
Егора было явно много. Дважды Меф пытался задремать, и оба раза Егор непонятно
откуда брался и будил его глупым вопросом: «Че, спишь?» И дальше было не лучше.
Стоило на мгновение закрыть глаза, и тотчас кто-то с топотом пробегал мимо,
хлопал дверями, восторженно вскрикивая и впуская туалетные запахи. И,
разумеется, всякий раз это оказывался тот же самый персонаж.
Максим же сидел в углу, прижимаясь к синей шторке, и его
было не слышно и не видно. Хороший, тихий, застенчивый домашний мальчик.
– Бывают же такие уродцы! – с досадой шепнул
наконец Меф Дафне.
Даф быстро взглянула на него.
– Ты о ком?
– Ну об этом… о Егоре.
– Который бегает?
– Да!
– Значит, тебе не понравился Егор и понравился
Максим? – уточнила Дафна.
– А кто еще! Тот нормальный парень, с таким хоть в
разведку, а этот притырок какой-то!
Даф невесело улыбнулась.
– А если я тебе скажу, что у Егора умерла бабушка,
которая его воспитала, потому что у его матери давно другая семья? Он едет на
похороны и ужасно нервничает. А Максим твой, пока в углу сидел, изрезал ножом
весь стол.
Меф не поверил, но, пересев к Максиму, незаметно убедился,
что да, так и есть. За каких-то два часа этот тихоня успел вырезать на боковине
стола шесть матерных слов, исплевать на коврике участок в полквадратных метра
да еще и подпалить зажигалкой штору. Желание идти с этим молчуном в разведку у
Мефа значительно ослабело.
– А чего этот Егор бегает, если переживает? –
спросил Меф, сдаваясь.
