Пока выгружали байдарки, Коля с сочувствием наблюдал за ними
в зеркальце. В глазах у него жило удивление, что существуют люди, готовые
таскать у себя на хребте складные лодки и после сплавляться вниз по речушкам,
которые с разбегу переплюнуть можно. Вот уж точно: лопаты на них не хватило.
«Поставить их грести навоз на ферме-то – небось через две
недели всю дурь повыветрило бы!» – размышлял Коля.
* * *
На берегу, усыпанном мелкими осколками стекла и остовами
сгоревших покрышек, Улита немедленно устроила перекусон. Ната отошла вверх по
течению и полезла купаться, громко крича, чтобы на нее не смотрели. На нее
действительно не смотрели, и потому, соскучившись, Вихрова быстро вылезла из
воды.
В этом месте река имела слабый торфяной подкрас. В ней
торчали сваи от пешеходного мостика, не то сгнившего, не то унесенного во время
весеннего половодья. К сваям жались кувшинки, по притопленным листьям которых
пробегали эскадроны водомерок.
Воздух гудел от множества оводов. Чимоданов мигом убил
четыре штуки и сложил их в кучку. Улита тоже попыталась прихлопнуть одного,
покусившегося на ее полнокровную руку, но не преуспела. После мощного шлепка
ладонью овод как ни в чем не бывало взлетел и деловито взял курс на шею Дафны.
– Его так просто не прикончишь! Ты его по коже сперва крути,
а потом голову отдирай! Только он, сволота, и после этого шевелится! –
сказал Петруччо кровожадно.
«Свирь» Мефа и «Таймень» Эссиорха, одолженные у скульптура
Кареглазова, собрали быстро. Это были боевые байды, побывавшие во многих
походах. Все части заботливо помечены изолентой в одно, два и три кольца. На
шкуре «Таймени» Эссиорх обнаружил несколько аккуратных латок.
Больше всего возни, как Эссиорх и предполагал, оказалось с
новой байдаркой Чимоданова, Мошкина и Наты. «Вуокса» будто соглашалась собираться,
но не до конца. Всякий раз в последнюю секунду обнаруживалось, что что-то было
не сделано или перепутано, и приходилось начинать все заново.
Эссиорх мрачно сопел и отгонял Корнелия, который, участливо
прыгая вокруг, то и дело предлагал: «Хочешь инструкцию по сборке покажу?»
– Уйди, пока я тебя не задушил! – говорил Эссиорх.
Заглядывать в инструкцию ему, как настоящему «муЩине» с
большой буквой Щ, было «западло».
Меф трижды ходил купаться и возвращался облепленный
насекомыми. Чимоданов продолжал хищно хрустеть оводами и складывать в кучку.
– Это чтобы другие боялись! – изрек Петруччо,
поднимая очередной трупик за крылышко.
Меф задумчиво посмотрел на здоровенного овода, ползущего по
лбу Чимоданова с явным намерением вцепиться в складку кожи над переносицей.
– Этот не боится! – сказал Меф.
– Это ихний пахан! Мстить прилетел! – предположил
Чимоданов.
ХРУСЬ! Оглушив «пахана», Чимоданов закинул его в рот и
раскусил крепкими, наскакивающими друг на друга зубами. На девушек это большого
впечатления не произвело. На Мефа тоже. Один только Мошкин проявил пугливый
интерес.
– И на что похоже? – спросил он.
– По вкусу? – уточнил Чимоданов, небрежно
отплевывая прилипшее к губе крылышко.
– Да.
– Хм… Даже не знаю, с чем сравнить, чтобы ты понял. Ты
когда-нибудь сопли ел?
– Нет.
– А краску от дверей отколупывал?
– Нет!
– И дождевых червей никогда не пробовал?
Мошкин отвернулся. Петруччо посмотрел на него с
состраданием.
– Тогда с тобой и говорить бесполезно. Все равно не
поймешь.
Эссиорх продолжал безуспешно возиться с «Вуоксой». Корнелий
издали дразнил его инструкцией, за что в него несколько раз уже кидали самыми
разными предметами.
– Как хорошо, что я взял с собой плоскогубцы! –
сказал Эссиорх через час.
– Как умно, что я взял молоток! – добавил он еще
через сорок минут.
– Как отлично, что я додумался взять йод! –
грустно заключил он в конце второго часа, засовывая окровавленный палец в рот.
Наконец «Вуокса» смирилась и позволила себя собрать.
Красная, длинная, как пирога, она мирно покачивалась на воде рядом со «Свирью»
и «Тайменью». Празднуя это радостное событие, Эссиорх прыгнул в Сережу прямо в
одежде – купаться. При этом он забыл выложить паспорт и снять часы, но это были
уже мелочи.
Пока он купался, содержимое рюкзаков разложили по
гермомешкам. Когда Эссиорх вылез и стряхнул с себя водоросли, он особо
проверил, чтобы гермы с продуктами не попали в байдарку с Улитой.
– Прости, любимая! Это в твоих же интересах! Плыть нам
дней пять, телепортировать ничего нельзя, а деревни все в стороне, –
сказал он, оправдываясь.
Улита надулась.
– Гад ты все-таки! Даже отчасти ползучий! Тебе же хуже:
теперь буду заедать тебя!
После сборов на берегу остался кое-какой мусор. Его сожгли в
наспех разведенном костре. Чимоданов бегал вокруг и радостно капал горящим
пакетом. Меф хотел поинтересоваться, сколько ему лет, но потом и сам, тряхнув
стариной, покапал пакетом, пытаясь попасть в клубящуюся над травой мошкару.
– Психоз крепчал? Это так же глупо, как есть помидоры с
кетчупом! – морщась, заявила Ната.
Мошкин, тоже уже приглядевший себе пакет на предмет
покапать, на некоторое время задумался, соображая, в чем тут прикол, а потом
шепотом спросил у Дафны:
– А помидоры разве не едят с кетчупом, нет?
Когда костер погас, все расселись по байдаркам. Вытолкнув
последнюю лодку, сам Эссиорх запрыгнул уже в воде, опасно раскачав «Таймень».
Мефодий и Дафна на верткой двушке «Свирь» оказались впереди всех. Меф сидел на
герме и, ощущая, как водоросли трутся о днище, привыкал к веслу.
Депресняк, с которого Дафна сняла наконец комбинезон, летел
над байдаркой, часто садясь на нос лодки, чтобы энергично почесаться. Его
донимали насекомые. И, хотя они почти сразу растворялись, хлебнув кислотной
кровушки, Депресняку не было от этого легче. Меф смотрел на летающего кота
отупело, как человек смотрит на всякое чудо, которое не может осмыслить
разумом, но все же на всякий случай не слишком ему доверяет.
Загребая, они проплыли под мостом, где в воде во множестве
валялись шины и оплавленные штырьки от электросварки. Остро сверкало бутылочное
стекло. Над всей этой помойкой деловито пуржили мальки. Жизнь продолжалась.
