– Коровинское шоссе. Сразу после развилки с Дмитровкой
второй дом. Квартиру скажу, как только вспомню.
– А вспомнишь-то скоро?
– Уже на подходе. Вот тут вертится, – сказал
Ратувог и пальцем ткнул себя в центр лба.
– Ты куда? Уходишь, что ли? – завопил из кухни
Корнелий.
Эссиорх быстро поднес к губам палец, торопливо выскользнул
из квартиры и прикрыл дверь.
– Ты его с собой не берешь? – спросил Ратувог.
– Я человек мирный. Мне не нравятся боевые вопли,
пальба маголодиями по стоп-сигналам подрезающих нас таксистов и крики «на шесть
и по хлопку!», адресованные всякой выпивающей компании, – пояснил Эссиорх.
Ратувог с интересом наблюдал, как он отковывает мотоцикл от
липы и откатывает его. Когда Эссиорх завел мотоцикл, инструктор боевых
маголодий присел и с интересом понюхал дергавшуюся выхлопную трубу, из которой
вместе с дымом вылетали непереваренные капельки бензина.
– Занятный способ перемещения, – сказал он,
улыбаясь.
Эссиорх позволил мотоциклу прогреться, включил фару и
энергично повернул ручку газа.
– Я сообщу тебе, как все получилось, – пообещал
он. – Пока!
Ратувог молча махнул ему рукой. «Пока!» и «Привет!» были для
него словами абстрактными, не несущими никакого содержания, кроме
эмоционального. Эмоциям же Ратувог не доверял.
– Третий этаж слева! – крикнул он вслед.
Дороги были полупустыми, светофоры дружелюбно зеленеющими, и
до Коровинского шоссе Эссиорх добрался минут за двадцать. По дороге он даже
успел сделать один телефонный звонок.
Нужный дом он нашел сразу. Поднялся, отыскал квартиру и, не
услышав отзвука после нажатия на кнопку звонка, энергично постучал. Грузные
шаги. Сопение. Чувствуя, что кто-то смотрит в глазок, Эссиорх нетерпеливо
подбросил мотоциклетный шлем, яркий, как апельсин.
– Ну! Открывать будем?
– Чего надо? – спросили у него хмуро.
– Разговор есть! – ответил Эссиорх, ощущая себя
мелким бандитом.
– Так говори! – настороженно ответили ему с той
стороны, но дверь все же открыли.
Вход в квартиру загромождал огромный молодой мужик с мятым
лицом. По центру груди сбегала узкая струйка влажных волос. Пузо его,
колтыхаясь, занимало весь дверной проем.
– А ты кто? – поинтересовался он, напирая пузом на
Эссиорха.
Кто он такой, Эссиорх пояснять не стал. Информация была явно
лишней.
– Девочку бьешь? Сигаретой прижигаешь? – спросил
он.
Он мог бы не спрашивать. Ему достаточно было взгляда, чтобы
определить правду. В конце концов, он был хранитель. Это человек видит только
поверхность океана и лишь догадывается о том, что лежит ниже. Хранитель же
видит и толщу, и дно, и то, что на дне.
Маленькие глазки мужика засверлили тревогой. После этого его
внезапно замкнуло, и он задал самый банальный из всех мужских вопросов,
свидетельствующих обычно о полном отключении головного мозга:
– Слышь, парень, ты вообще знаешь, кто я?
Эссиорх не знал, но догадывался.
– Редкостная дрянь! – предположил он.
Озадаченный мужик сделал шаг вперед. Лицо его медленно
сизело. Глазки налились носорожьим гневом. Эссиорх представил себе перезрелый
помидор, вот-вот готовый брызнуть соком.
– Да кто ты такой? – прохрипел мужик.
– Все равно не поверишь! – ответил ему
хранитель. – Я – добро.
Пузо озадачилось.
– Че ты мелешь? Какое еще добро? Абсолютное? –
спросило оно, демонстрируя некоторую начитанность.
– Увы, не абсолютное, – грустно признал Эссиорх.
Он дождался, пока мужик грузно замахнется. Легко уклонился и
пропустил прямой удар мимо скулы. В следующую секунду его левый кулак врезался
мужику в печень. Тот осел вперед ровно настолько, сколько это требовалось,
чтобы Эссиорх поймал апперкотом его подбородок. Тяжелая голова мотнулась вверх.
Глаза стали бараньими. Тело мягко осело на руки Эссиорху. Хранитель подхватил
его под мышки и аккуратно опустил на пол.
– Никаких маголодий! Одна голая физкультура, –
сказал он себе вполголоса.
Напуганную девочку он отыскал сразу. Должно быть, возня в
коридоре разбудила ее, и она вылезла из кровати. Она пряталась за журнальным
столом, не понимая, что из-под стола видны ее ноги.
Эссиорх обошел стол сбоку, присел на корточки и
поинтересовался:
– Как дела?
Девочка смотрела на него затравленным зверьком. Дрожала.
Волосы у нее были русые. Бровки чуть вздергивались вверх. В мочке правого уха –
красная сережка-бусина.
Мягко, чтобы не напугать, выудив ее из-за стола, Эссиорх
осмотрел ребенка и обнаружил семнадцать мелких ожогов-крапин, которые ни с чем
нельзя было спутать. Они до конца не исчезали, только багровели и углублялись в
кожу, а следы должны были остаться на всю жизнь. Большинство из них на ногах.
За его спиной послышался шорох. Эссиорх обернулся. Кто-то
заглянул в комнату и метнулся назад. Девочка, заметив того, кто заглянул,
дернулась. Глаза у нее сразу стали бессмысленно-затравленными.
Посадив ребенка на стул, Эссиорх выскочил в коридор и,
догнав худощавую женщину, помешал ей запереться на кухне. Женщина откидывалась
назад и пыталась боднуть его затылком в лицо.
– Кто вы такой? Уходите немедленно! Я вызову
милицию! – визжала она, беспорядочно нажимая на кнопки радиотелефона.
Эссиорх не препятствовал.
– Я пришел забрать ребенка. А милицию вызывайте! Я
покажу им девочку. Давайте я сам наберу!.. – предложил он.
Женщина отшатнулась к стене. Недоверчиво прижала трубку к
уху. Ждала. Ждал и Эссиорх.
– Дежурный по отделению Резниченко! – запрыгал
упругими мячиками бодрый голос. Не дождался ответа и нетерпеливо возвысился: –
Алло? Вас слушают! Будем в молчанку играть?
Эссиорх спокойно ждал. Продолжая испытующе смотреть на него,
женщина зачерпнула ртом воздух, но вместо призыва о помощи внезапно дала отбой.
– Вы не понимаете! Она очень нервная! Больная! С ней
по-другому нельзя! Она тупая, не понимает! – крикнула она.
Эссиорху девочка тупой не показалась. Скорее, вконец
запуганной.
– Ожоги, – произнес он.
– Это не я! Я просила его успокоиться! –
взвизгнула женщина.
