Парень задумался. Он, казалось, понемногу начал что-то
просекать. Теперь, когда с его лица ушел гнев, оно стало хорошим таким лицом.
Большим, чуть мягковатым, с белесыми бровями и крупными, почти прозрачными,
сливавшимися друг с другом веснушками.
– Встрепанная такая, дурковатая. В башке репьи и вопит
все время! – сказал он озадаченно и крикнул кому-то: – Василич, а куды она
делась-то? Дачница та?
– А леший ее знает, куды! – крикнул из кабины
запершийся водитель.
– Это она! Больше некому! – шепнула Дафна, быстро
касаясь плеча Эссиорха.
Тот кивнул, протянул руку и помог парню подняться.
– А что-нибудь еще эта «дачница» сказала?
– Василич! – снова крикнул парень, окончательно
отказавшийся думать самостоятельно.
– Не-а, ничего! – отвечал хозяин монтировки.
Видя, что драка закончилась, вокруг них постепенно
сгрудились и другие местные. Лишь один метатель камней маячил на дороге,
набирая боеприпасы. Ему орали, чтобы он подошел, но он не подходил. Видать, был
мстительный.
Заботливая Даф быстро оглядела пострадавших. Опасно раненых
не было. Все полученные в битве раны легко залечивались в ближайшем
фельдшерском пункте.
– Хорошо, что с нами не было Арея, – порадовалась
Улита.
– Почему?
– Нормальные люди дерутся – после драки все спокойно
разошлись по домам, радуясь, что будет о чем болтать всю ближайшую неделю. А
забреди сюда Арей – повсюду валялись бы отрубленные головы. Он понарошку не
может – я проверяла. На него хоть старушка клюкой замахнись – снесет ей клюку
вместе с руками.
– Если, конечно, эта старушонка не Мамзелькина, –
уточнила Ната.
Аида Плаховна была единственная женщина, к которой Вихрова
относилась с уважением.
Больше всех в драке пострадал, как ни странно, Меф, которому
кнутовищем глубоко рассекло кожу на лбу. Буслаева это заинтересовало. Ему
казалось, что удар-то он пропустил слабый. Так, мазнули разве что. Внимательно
рассмотрев кнутовище, он заметил на его краю кусок проволоки, которым кто-то
додумался прикрутить ремень к палке. Это ж надо было так угадать, чтобы именно
выступающий край проволоки и поймать! Для этого требовалось особенное
невезение.
Правда, потом Меф о чем-то вспомнил и перестал удивляться.
– А, вот оно что! Ну тогда ясно! – сказал он.
– Чего тебе ясно? – спросила Вихрова.
– Недавно в «Пельмене» парень один на меня накатил.
Причем не факт, что он был тотально не прав. Я ему даже первый стал грубить.
Пошли в туалет разбираться. Можно было и мирно разъехаться, но тут я чего-то
взбух, и он нечаянно задел головой батарею. На батарее был кран, и он об этот
кран рассек себе лоб.
– Намекаешь, что твое зло к тебе вернулось? –
заинтересовался Мошкин.
– Ага! – кивнул Меф. – Типа того.
Он давно понял, что это не просто ценная мысль, но и
стопроцентно работающий закон. Плюнешь в колодец – сам же из него выпьешь.
Ударишь ты – ударят тебя. Украдешь – украдут у тебя. Солгал – тебе солгали.
Наорешь на кого-то – на тебя наорут. По-свински поступишь с родителями, твои
собственные дети поступят с тобой по-поросячьи. Исключений никогда не было и не
будет.
– А если я делаю зло – и ничего не происходит? –
уточнил любящий эксперименты Чимоданов.
Меф пожал плечами.
– Без понятия. Со мной такого не бывает.
Чимоданов вопросительно уставился на Даф.
– Если ты гадишь и ничего не случается – ты уже
нарвался. Если человека не пинают за совершаемое зло, значит, он уже труп. В
нормальном, незапущенном варианте, жизнь возвращает пинки с той же частотой, с
какой ты сам их наносишь.
* * *
Когда деревенские уехали, стали разбираться с байдарками.
Сразу обнаружилось, что потеряна герма с продуктами из «Свири», два весла из
«Таймени» и кроссовок Корнелия. Курьер света, как обычно, разулся в байде,
чтобы плыть босиком, романтично шевеля пальцами и ощущая потоки свежего
воздуха. Про «свежий воздух» это было уже Улитино.
Эссиорха больше всего огорчила потеря весел.
– Вы сделали стратегическую ошибку! Кильнувшись,
бросили весла! Байдарочник должен спасать прежде всего весло!
– Так, значит, не товарища, а весло? –
поинтересовалась Улита, любившая каверзные вопросы.
– Не выпуская своего весла, спасти всех товарищей,
причем тоже желательно с веслами! Вот будешь теперь ладошкой грести –
поймешь! – уверенно уточнил Эссиорх.
После долгих поисков одно из весел нашлось на перекате
застрявшим в камнях. Другое же исчезло и, тихо злорадствуя, отдыхало где-то на
дне. Не связываясь с опасным перегоном, байдарки перетащили по дороге. При этом
Ната ухитрялась потерять рюкзак, и, разумеется, не свой. Терять свои вещи ей
было неинтересно еще с детства.
Перед погрузкой Эссиорх провел ревизию оставшихся припасов.
Оказалось, что последняя продуктовая герма, на которую он надеялся, была плохо
закручена и во время киля хлебнула воды. Чай подмок. Хлеб раскис. Одна гречка в
любом состоянии осталась гречкой.
– Не беда. Я могу сварить щи, если есть капуста! –
великодушно предложила Улита.
Эссиорх посмотрел на нее, как пещерный человек на свою
пещерную жену, когда она спросила у него, где розетка для микроволновки.
– У нас что, даже капусты нет? Ни цветной, ни
черно-белой – никакой?
– Может, тебе еще и йогуртов дать?
– Цианисто-чесноковых, моих любимых? – уточнила
ведьма.
– Молочно-огуречных, со вкусом дохлых оводов! –
грустно сказал Эссиорх, звучно отряхивая от воды заламинированную карту.
На карту он смотрел долго. Остальные толпились рядом,
заглядывая ему через плечо. Всегда так бывает: сто лет карта никому не нужна
была, а теперь как одному понадобилась, так и всем.
– В общем, кому-то придется идти в деревню закупать
провизию, – подытожил хранитель. – Тянем жребий, кто потопает.
Остальные остаются сторожить байдарки.
Короткие спички вытянули Меф и Ната. Посмотрев на Вихрову,
Меф оставил свой рюкзак Дафне и молча взял здоровенный рюкзак Эссиорха. Он
сообразил уже, что ему придется все волочь одному. Его напарница в лучшем случае
ухитрится донести саму себя, чтобы ее не пришлось тащить на ручках.
