– Надоесть-то надоело, да только бабка одна и та же!
Перебегает она, что ли? – Варвара недоверчиво скосила глаза на спидометр.
– Ты уверена, что та же самая? – удивился Арей.
– Я же не слепая! Кривоногая, с рюкзаком, с палкой!
Арей помрачнел.
– А, ну тогда это Мамзелькина! Тормози! Все равно не
отстанет! – сказал он.
– Я уже проехала, – спохватилась Варвара. –
Разворачиваемся?
– Не трудись! Она сейчас снова попадется.
Приставучая, – проговорил Арей и не ошибся.
Аида Плаховна встретилась им метров через четыреста. Она
была уже на самой дороге, прямо посреди полосы и решительно топала на
стреугольных ножках им навстречу.
– И не боится, что собьют! – удивилась Варвара.
– Сбивать не советую, – серьезно ответил Арей.
Варвара затормозила. Как всегда резко, едва не улетев с
дороги. Арей, уже привыкший к таким торможениям, выставил вперед руки. С
Варварой он не доверял даже и ремням.
Мамзелькина, доковыляв, преспокойно уселась на заднее
сиденье. Зачехленная коса не помещалась, и старушка долго устраивала ее так,
чтобы можно было закрыть дверь.
– Двинься! Расселся тут! – сердито велела она
Добряку.
Пес подвинулся. Отворачивая морду от грязного, давно
потерявшего цвет рюкзака старухи, Добряк рычал и дрожал одновременно. Потом
сам, без понуканий, перелез в багажник и тихо-тихо лег там, опустив голову на
лапы.
– Э-хе-хех! Боятся меня животинки! Коровы и лошади те
вообще плачут, как дети, когда их на бойню ведут. Хошь верь, хошь проверь, –
сказала Мамзелькина, скашивая умный, с прожилочкой, глаз на Варвару. – Ты
чего меня в машину-то не брала, красавица? Бензину жалко?
– Бензин нынче дорогой, – в тон ей отвечал Арей,
влезая в разговор и ревниво оттесняя Мамзелькину от Варвары.
Старушка это прекрасно чувствовала, и сухие губки ее
улыбались.
– Ох, и не говори! – пригорюнилась
старушка. – Сколько водителей таскаю, с каждым об этом балакаю. Человек-то
незнакомый, нервничает, а молчать вроде неудобно. Сейчас вот только на этой
дороге одного захватила. Так тоже про бензин… Во, кстати, тута и взяла!
Мамзелькина ткнула пальцем куда-то вперед. Варвара сразу
ничего не увидела, но, закончив поворот, заметила белую машину, слетевшую с
дороги и буквально намотавшуюся на дерево. На обочине стояли «Скорая» и
автомобиль ГАИ. Санитары отрешенно курили. Гаишники говорили с кем-то по рации.
К белой машине никто не подходил. Она была уже выписана из реестра жизни.
– И что теперь? – спросила Варвара.
– А что таперя? Таперя ужо все, приехали! Эйдос на взвешивание
– и либо тудыть, либо сюдыть. Либо вамить, либо намить! – хладнокровно
отвечала Мамзелькина, толкая рукой свой вяло провисший рюкзачок.
Арею тема не понравилась. Он хотел насколько возможно
уберечь Варвару от всей этой кухни. Странное противоречие: не то чтобы он
стыдился теперь своей работы, но считал свою дочь слишком чистой для нее. Вроде
как некий папашка-бандит, который крышует поставки наркоты, зная, что от нее
гробы штабелями ставят. Но если его собственный ребенок к шприцу потянется –
рога посшибает. Вот и получается: сами мрак плодим, а для детей света желаем.
– Аида! А что, рейсовые автобусы уже не ходят? –
спросил он с нажимом.
– Ходить-то они ходют, да только не тудыть, кудыть мне
надоть, – насмешливо отвечала старушка.
– А кудыть тебе надо? – передразнил Арей,
прекрасно знавший, что, когда нужно, бабулька способна изъясняться и на
древнеперсидском. В конце концов, и персы не были бессмертными.
– А тудыть, кудыть и вам! Давно я чягой-то сянцом да
соломкой не дышала! – бойким горохом рассыпалась Мамзелькина.
– Аида! Мы едем в муромский лес! – сказал Арей
мягко.
Представляет ли Аида себе вообще муромские леса?
Аида Плаховна вытянула губки ниточкой и заверила, что
«малехонько представлят». Конечно, до Арея ей «кудыть», да все ж таки она
бывала здесь примерно «восемь бульонов двести две тыщы» раз, да и то, если
считать за последнюю тысячу лет. И, разумеется, по делам. А так чтоб просто
гулять, нет, не гуляла, не было такого. Ей прохолаживаться некогда, она –
бабулька трудовая, на пенсиях не сидит, деньгу лопатой не гребет, дитенков
своих к себе на работу «не трудоустраиват».
И Плаховна таинственно умолкла, очень довольная, что Арей ее
намек понял, а Варвара нет. Мечник глухо молчал, глядя на дорогу. Добряк
тоскливо поскуливал в багажнике. Валявшаяся на панели свежая роза за считаные
минуты не высохла даже, а мумифицировалась. Когда Варвара вопросительно
толкнула ее, не понимая, что стряслось с цветком, роза рассыпалась мелкой
пылью.
Через полчаса Варвара обнаружила, что стрелка горючего
прилипла к нулю. Надо было заезжать на заправку. Пока она бегала отплачивать
бензин и вставляла пистолет в бак, Плаховна искоса, точно воробей, взглянула на
Арея. Тот барабанил пальцами по колену.
– Не рад мне! Ой, не рад! А ить какие друзья были! Не
разлей медовуха! – сказала Мамзелькина сладко.
– Друзья? С тобой подружишь. У тебя все больше служба
службой… – не то ответил, не то огрызнулся Арей.
Плаховна затрясла копилочкой. Сухие кости запрыгали в
суставах. Коса, которую она небрежно придерживала жилистой ручкой, шевельнулась
как живая и, лишь опомнившись, вновь одеревенела.
– А ведь испортишь девчонку! Эйдос-то у нее на
перепутье: не наш, не ихний, а ты его с перепутья да в самую яму
толкаешь! – сказала она.
Арей повернулся к ней, сгреб за ворот и рванул к себе.
Гнилая ткань затрещала.
– Не влезай, Аида! Прочь пошла, трупная
старушонка! – рявкнул он.
На висках у него вздулись толстые, как канаты, жилы. Лицо
стало не красным даже, а раскаленным, точно медным. В салоне машины сделалось
жарко, как в турецкой бане. Закапал, плавясь, пластик с зеркальца.
Мамзелькина взяла Арея за запястья и легко, даже небрежно,
стряхнула его руки. Сила в ее иссохших пальчиках была даже не медвежья. Арей
снова схватил. Он давил всей своей мощью, разбухая мышцами и потея, Плаховна же
лишь похихикивала, словно барышня, которую щекочут.
– Фух! – сказала она с ехидцей. – Ты бы еще
мечоныш свой достал, Ареюшко! Да только проку-то что? Рубишь-то ты, а убиваю-то
я! Так что возьми «трупную старушонку» назад, покуда я не осерчала!
Руки Арея дрогнули и разжались.
