Огромному Зиге места в салоне не оказалось, и его затолкали
в багажник к Добряку. Варвара опасалась, что пес и Зигя не поладят, однако они
неожиданно отнеслись друг к другу с полным пониманием. Вначале Добряк обнюхал
Зигю, а потом Зигя, чтобы не остаться в долгу, – Добряка. После чего оба
улеглись рядом и принялись энергично возиться, отвоевывая себе побольше
пространства. При этом Добряк несильно куснул Зигю за руку, а тот его за
переднюю лапу.
«Зигя младенец, а собаки младенцев не трогают», –
сообразила изумленная Варвара.
Перегруженная машина кое-как тронулась и, заметно проседая
на одну сторону, неспешно поехала к Мурому.
Зигги Пуфс подпрыгивал на костлявых коленях у Мамзелькиной
(Прасковья сажать его к себе на колени наотрез отказалась) и, искоса поглядывая
на Варвару, рассуждал, как сложно сейчас мраку найти приличного водилу и как
повезло Арею. Как видно, ему нравилось поддразнивать мечника, напряженно
размышлявшего, насколько много ему известно о Варваре и, главное, от кого.
– Истинный водила отличается от просто профессионала
тем, что никогда не выдернет свой таз из машины. Не только из-за радикулита, но
и из принципа. Даже если надо пройти два с половиной метра, чтобы бросить
письмо в ящик, – болтал Пуфс, пощипывая свою бородку.
– Вы это к чему? – резко спросила Варвара. –
Работу предлагаете? Или вам смешно, что я еще тысячи километров не проехала?
– Да нет… – смутился Пуфс, чтобы не ссориться с
напрягшимся советником, которому вновь захотелось убивать.
– А если нет, так найдите себе тряпочку и помалкивайте
в нее! – отрубила Варвара.
Молчащая Прасковья посмотрела на нее с большим интересом.
Пуфс засмеялся, обращая все в шутку, но Арей заметил, как
его маленькая ручка сжалась в кулачок.
«Ну вот. Одного врага моя девочка уже заработала. Хотя стоит
ли переживать? Союзником он все равно бы не стал», – подумал Арей.
Да и вообще вопрос, стоит ли страшиться мрака и льстиво
заигрывать с ним? Другом твоим он не станет и пощадить при случае не пощадит.
Хорек рвет прежде всего ту курицу, которая лезет к нему дружить или
знакомиться. У других есть шанс улизнуть.
Глава 13
«Одёжя» и внутренний телеграф валькирий
Они больше верят одному слову бородатого, чем клятве
безбородого.
Английский путешественник С. Коллинз.
О русских.
В деревеньку Ирка и Матвей забрели случайно, по дороге в
Тешу. Шли-шли, а тут на пути деревенька – завалилась между пригорков,
притулилась к реке. На краю деревни попался крупный, возмутительно грязный
петух с выщипанным хвостом. Посмотрел лихо, выпятил грудь, с вызовом уронил на
глаза гребень и… нырнул в дыру в заборе.
Деревенька состояла примерно из тридцати домов. Все дома на
одно лицо – в три окна на улицу, деревянные, с крытыми листовым железом
крышами, с щербатым штакетником заборов, подпираемых с другой стороны буйно
разросшейся сиренью.
Пройдя всю деревню и никого не встретив, Матвей и Ирка
подошли к крайнему дому. Матвей поискал глазами, куда можно постучать, и, не
обнаружив ничего подходящего, постучал в почтовый ящик. Сразу подниматься на
крыльцо было неудобно. Все-таки чужой участок. Охраняется солью и дробью, так
сказать.
Сразу за воротами стояло в ряд несколько мисок с раскисшей
едой. Рядом лакал из лужи мордатый кот.
На стук в почтовый ящик не отозвался никто, включая
почтальона.
– Ау! Хозяева! – гаркнул Матвей во весь голос.
– Тише! – робко сказала Ирка, хватая его за рукав.
– Зачем тише-то, гадкая мерзайка? – радостно
встрял Антигон. – Орут, чтоб услышали! Тихо орать – какой смысл?
Он решительно перешагнул через давно завалившийся забор и
зашлепал ластами в глубину участка. Когда раскачивающаяся спина Антигона
скрылась за сараями, послышался собачий лай, и кикимор появился вновь. На этот
раз он улепетывал, преследуемый разнокалиберной собачьей сворой. Мордатый кот
залез на липу. Деловито залез, с достоинством, без спешки и суеты.
Свора подняла столько шума, что в крайнем окне мелькнуло
лицо. Звякнула щеколда. На крыльцо вышел бодрый дед в трениках и овечьей
жилетке. Борода у него была, как трехцветная кошка, – по краям седая, в
центре же – желтоватая, с четкой рыжей полосой, в цвет прилагавшихся усов.
Увидев хозяина, утихшая было свора забрехала втрое громче, оправдывая сам факт
своего существования.
– А ну пошли, пошли! Не выслуживайтесь! –
прикрикнул на псов дед и, раздавая собакам пинки, подхватил Антигона на руки.
– Не испугался, малец? Сколько тебе? Годов с пяток
будет?
– Семь весной! – соврал Антигон, у которого одному
только радикулиту было веков восемь.
– Ну так мы ровесники! В один ноль у нас разницы-то, а
ноль-то не считается! Нету числа такого – ноль! – обрадовался дед. –
Дачники?
– Туристы, – сказал Багров.
– Тоже хорешее дело. Ваш, что ли, робенок?
– Это наш средненький! – брякнул Матвей.
Ирка негодующе забормотала, хотя для нее эта шутка была уже
привычной. В конце концов, многие люди не столько шутят, сколько выдают
желаемое за действительное. У озабоченного – весь юмор вечно ниже пояса,
пьяница шутит про выпивку, жмот – про деньги, ботаник – про Пруста и Бродского.
Вот и Багрова, видно, тянуло стать отцом большого семейства.
Деда наличие у Ирки и Багрова старшеньких и младшеньких
детей не удивило. Человек так устроен, что четко ощущает своих ровесников и лет
по пять в плюс и в минус. Дальше же, как при стрельбе, идет уже большой
разброс.
– Ясненько! – сказал дед. – А я вот Макарыч!
Если вы за молоком, через угурод пройдите к Петровне – у нее и корова, и коза.
– Да не, нам молока не надо. А одежду тут можно
где-нибудь купить? Свитера там и все такое? – спросил зябнущий Багров.
– Одежя – это в Теше, – сказал дед, оглянувшись
куда-то в вершины яблонь, где, должно быть, и пряталась Теша. – Это что ж
вы, в поход голодранцами, значит, пошли?
– Ага, – согласилась Ирка и внезапно для себя
добавила: – Можно мы у вас переночуем, а завтра дальше пойдем?
Багров изумленно оглянулся на нее. Вроде как проситься на
ночлег они не договаривались. Ирка виновато улыбнулась.
Макарыч поставил Антигона рядом с лужей, в которую тот
немедленно влез. Ирка вспомнила загадку Фулоны про главное отличие свиньи от
кикимора: свинья везде грязь найдет, кикимор же ее еще и устроит.