Депресняк, получивший недавно пару серьезных укусов в
схватке с безобидным на вид миттельшнауцером, к кошачьим разборкам проявлял
равнодушие. Он дремал на подушке у Дафны, изредка шевеля во сне лапами, будто
неторопливо направлялся куда-то.
Даф отвернулась от окна и, включив свет, прошлась по
комнате. Теперь, когда она жила тут одна, комната казалась ей опустелой и
пугающе просторной, хотя на трезвый взгляд была и тесна, и захламлена.
Рядом с микроволновкой стоял круглый кактус в глиняном
горшке. Это был лысеющий, с коричневатыми потертостями, семейственный старикан,
усиженный сверху целым выводком пушистых кактусят. Прежде Меф любил натыкать на
его иголки желтые и розовые бумажки со всякими поручениями самому себе. Обычно
это бывало нечто вроде:
Подт. + + + =
Отж. + + + =
Носки!!!
Купить еды и батарейки
Некоторое время назад на кактусе появился темный нарост,
крайне противный с виду, похожий на облезший хвост дохлого зверька. С неделю
Даф неприязненно приглядывалась к нему, сейчас же, окончательно решив, что это
болячка, решительно отломила. Звук нароста получился неожиданно полным и
обиженным. Дафну это насторожило. Она поднесла его к лампе, аккуратно надсекла
оболочку и увидела ярко-алый нераспустившийся цветок, покрытый снаружи словно
серой шерстью.
Глядя на цветок, который она так глупо погубила, Даф ощутила
острое чувство вины. Ей стало вдруг ясно, что все, происходящее в человеческой
душе – то, как душа зреет и растет, – всегда тайно и сокровенно, как этот
цветок. Кто на самом деле знает, что внутри того, что представляется нам
струпом? Многое позволительно в этом мире, а вот сковыривать ничего нельзя. И
думать плохо ни о ком нельзя, потому что все равно ошибешься.
Вот она, к примеру, осуждает Мошкина, Чимоданова и Нату,
считая их безнадежными, а на деле кто знает? Может произойти чудо – и нечто
стремительное, радостное, бесконечно доброе и не считающее своей доброты,
подхватив их, вынесет на поверхность, к солнцу. И тогда у пустого корыта
окажется тот, кто мысленно уже зачитал им обвинительный приговор.
Внезапно острая тревога заставила Дафну встрепенуться. Она
почувствовала, что нужна Мефу.
…Меч появился около дивана Буслаева перед рассветом. Он
лежал на ковре, даже и не пытаясь утопать в отсутствующем ворсе. Меч лежал так
близко от ладони Мефа, что тот легко коснулся бы его, если бы уронил с кровати
руку. Узкий, тускловатый, с четким округлым навершием.
Через минуту после меча в комнате появилась Дафна. На этот
раз ее интуиция забила в барабан тревоги почти сразу. Дафна возникла беззвучно.
Шторы дрогнули, надулись парусом и опали. Золотистое сияние телепортации
слилось с сырным блеском откушенной луны.
В комнате спали трое. Зозо свернулась калачиком на
кресле-кровати, ухитрившись накрыться с головой. Если бы этой картине
требовалось название, оно было бы: «Я маленькая мышка! Меня нету!»
Эдя Хаврон лежал на спине, широко разметав руки и отбросив
одеяло на середину комнаты. Просто поверженный богатырь на героической картине.
Не хватало только раскиданных вокруг трупов врагов и стрелы, торчащей в центре
груди. По мужественному лбу Хаврона бродила наглая муха, которую тот отгонял
грозным шевелением бровей. Ощутив сквозь сон взгляд Дафны, Хаврон грузно
повернулся. Под кроватью лязгнули блины штанги.
Мефодий стонал во сне. Дафна прислушалась. По всем признакам
он видел мужской «убивальный» сон № 2.1.1 по классификации мрака. Не то
сам Меф кого-то «рэзал», не то его «рэзали». А раз так, то и возникновение
поблизости меча представлялось логичным.
Первым делом Даф выглянула наружу, проверяя, не прилип ли к
стене шныркий суккуб с рюкзаком гаденьких снов за плечами. Так и есть. На светлой
стене дома что-то темнело, осторожно переползая. Правда, теперь суккуб успел
спуститься этажей на пять вниз, поочередно забрасывая сны во все окна и
форточки.
– Улыбнись и скажи: Лигул, купи парашю-ю-ют! –
пробормотала Дафна и поднесла к губам флейту.
Суккуб запоздало взвизгнул, а еще несколько секунд спустя
влажный шлепок об асфальт доказал, что Дафна недаром разучивала маголодии,
повторяя одно и то же до судорог в пальцах.
– Чтобы освоить любое новое движение, нужно правильно
повторить его семь тысяч раз. Если вы талантливы, то шесть. Безумно талантливы
– пять с половиной. Гениальны – пять тысяч, но никак не меньше! А то сделают
двадцать раз и ноют: не получается! Я бездарен, как крышка от унитаза! –
говаривала Эльза Керкинитида Флора Цахес, больше известная в народе как
Шмыгалка.
Разобравшись с суккубом, Даф присела на корточки, озабоченно
разглядывая меч и размышляя, как с ним поступить. Клинок не появлялся уже
месяца два с половиной, с тех пор, как у Мефа отняли память о его службе мраку.
«Хорошо бы убрать его куда-нибудь, а то Меф проснется – и
что? Еще решит, чего доброго, поиграть с дядей Эдей в секир-башку и удивится,
почему не получилось понарошку», – подумала Даф.
Она хорошо знала своего подопечного. Меф не в состоянии был
пройти мимо турника, чтобы на нем не повисеть, мимо тира, чтобы не стрельнуть,
и мимо меча, чтобы им не помахать.
Дафна легкомысленно протянула руку, чтобы взять меч, но так
и не успела его коснуться. Клинок изогнулся, сделал неуловимо-быстрое движение
и наискось рассек ей правую ладонь от мизинца до середины подушечки большого
пальца.
Даф вскрикнула, запоздало ощутив холодную длинную боль,
возникшую из точки и сразу расширившуюся и захлестнувшую все ее сознание. Алая,
сияющая кровь светлого стража хлынула на клинок. Секунду или две он жадно
впитывал кровь, как губка, так что на поверхности и капли не осталось. Тусклая
сталь вспыхнула, побелела, расплылась и исчезла – точно блестящая гадюка
скользнула в нору.
Даф старалась не смотреть на раненую ладонь. Ей вполне
хватало мерзкого ощущения сбегавших по пальцам и срывавшихся липких капель.
Морщась, здоровой рукой она стянула с плеч рюкзак и вытянула флейту.
Рассеченную ладонь она поневоле держала на отлете, пачкая ковер. Играть на
флейте одной рукой было невозможно. Заливать же флейту кровью ей не хотелось.
Да это и не привело бы ни к чему. Пальцев раненой руки Дафна не ощущала. Они
были чужие и онемелые.
Сосредоточившись, Дафна вызвала Корнелия. Связной света был
гораздо бестолковее Эссиорха, однако вопросов задавал меньше и смотрел не с
таким сострадательным укором. От него проще было схлопотать пинок, чем добиться
укоризненного взгляда. Даф же порой предпочитала пинок.
Корнелий появился почти сразу. Он был заспанный, злой и в
одном ботинке. Флейту он, однако, захватил с собой и даже успел примкнуть к ней
штык.
