– Но наши это знают и обедают еще раньше, – успокоил ее
Багров.
Девчушка успокоилась, но ненадолго.
– А еще раньше враги не могут напасть? – озабоченно спросила
она.
– Не могут. Тогда враги сами не успеют позавтракать, –
заметил Матвей.
Ответ был исчерпывающий, и девочка успокоилась окончательно.
Теперь ее интересовало иное.
– А повара воюют?
– Тоже воюют. Но повара бьются с поварами, а то будет
нечестно, – сказал Багров.
Девочка задумалась.
– А как они узнают, кто повар? По колпаку?
– По колпаку и по поварешке… И вообще, кто чем вооружен, тот
тем и воюет! Если у меня ружье, я кричу: «Идите ко мне – у кого ружье! Воевать
будем!» А если пушка, кричу: «Идите ко мне, у кого пушка!»
– А если солдат свое ружье дома забыл?
– Тогда кричит: «Идите ко мне те, у кого совсем ничего нету!
Просто так подеремся!»
– А мне что кричать? Идите ко мне, у кого коса? – внезапно
прозвучал въедливый голосок над левым плечом Матвея.
Багров обернулся. За его спиной, буквально на расстоянии
вытянутой руки, стояла Аида Плаховна Мамзелькина. Старушка была босиком.
Кроссовки висели у нее через плечо, связанные между собой за шнурки.
Красненькие глазки лукаво разглядывали Матвея.
– Девочка, иди к маме! – приказал Багров.
Полторы косички недоумевающе воззрились на него:
– Зачем?!
– К маме иди! – повторил Матвей и даже в ладоши хлопнул,
надеясь так ее испугать.
Девочка обиженно заморгала. Она не понимала: только что
дружили и вдруг гонят.
– Не пойду! Мама сказала: тут сидеть!
– Давай я попробую! – предложила Мамзелькина, шустро огибая
скамейку и присаживаясь рядом на корточки. – Деточка, хочешь посмотреть, что у
бабушки Адочки в рюкзачке?
Голос у нее звучал ласково и доброжелательно, но по
непонятной Матвею причине полторы косички испугались до дрожи. Девочка замотала
головой, вскочила и с визгом умчалась.
– Никто не хочет! Не было случая, чтобы хоть один
согласился, – сказала Плаховна, поправляя рюкзачок.
– А почему, интересно? Рюкзак, казалось бы, и рюкзак. Что их
настораживает? – спросил Багров.
Мамзелькина склонила головку набок.
– А ты что, ничего не чувствуешь? – спросила она вкрадчиво.
Матвей попытался почувствовать.
– Ну, может, постирать его надо…
Старушка усмехнулась.
– Вот она, некромагия, когда вылезла. Что другим тухлятина,
то вам свежая колбаса. Кстати, я потому к тебе и пришла. За тобой должок!
Багрову стало жутко.
– Не помню, чтобы я что-нибудь у вас занимал, – быстро
сказал он.
Аида Плаховна села рядом, бросив рюкзачок между собой и
Багровым и для верности примяв его локтем, чтобы не свалился.
– Не напрягайся! Ты не брал – другой брал. Мировуда помнишь?
Матвей вздрогнул.
– Вижу, что помнишь. Ты был его учеником, не так ли? Правда,
он не так много успел передать тебе, но главное все же передал – Камень Пути.
Не будь в тебе Камня Пути, ты давно бы уже рухнул. Чем сильнее сгущается мрак –
тем ярче он пульсирует. Камень Пути в тебе борется с извечной ненавистью всех
некромагов.
– Мировуд не был некромагом! – сказал Багров.
– Я тебя умоляю! – поморщилась Мамзелькина. – Человек – то,
чем он реально занимается, а не то, чем себя считает. Нельзя срезать кошельки
на городской площади и при этом мнить себя великим композитором. А ведь целая
куча народу именно этим и занимается!
– Мировуд был «белый волхв» и практиковал всеначалие! Ясно
вам: всеначалие! – упрямо возразил Багров.
– Угу! То есть, проще говоря, служил тому, кто больше даст,
– упростила Мамзелькина. – Вот только беда, свет-то ему, болявому, ничего не
давал, потому что он с двойными агентами дел не имеет, а вот Лигул – тот за
милую душу. Чуть какая уступка себе – он тут как тут! Так дядечка и
прообманывал себя всю жизнь. Даже в рюкзачке у меня обманывался, что эйдос его
свету пойдет. Ерепенился!
Мамзелькина боевито встряхнула рюкзачок и растянула
горловину.
– Что вам надо? – решительно спросил Багров.
– Должок! – повторила Плаховна. – С Мировуда взять нечего –
с тебя возьму! Срок истек месяц назад, да я подождала чуток.
– Расписка какая-нибудь есть? Вексель? – недоверчиво спросил
Багров.
Он понятия не имел, что Аида Плаховна у него попросит, но
заранее не ожидал ничего хорошего. Едва ли Мировуд занимал у Мамзелькиной сто
рублей до получки.
Плаховна прыснула в кулачок.
– Расписка? Я бумажек не храню! Ни к чему нам это. У меня
получше заклад имеется! – сказала она.
Она сунула руку в рюкзак, порылась и достала пузатую
стеклянную банку непривычной для современного, замыленного стандартами взгляда,
формы. Банка была очень пыльной. С чувством поплевав на палец, Мамзелькина
протерла окошко.
– Ну и грязь! – скривился Багров.
– И не говори, милок! Да ты не боись! Внутри-то все
закупорено! Чище, чем в аптеке!.. – успокоила его Аида.
– А мне-то какая разница?
– Ну пока что нету разницы, а там, глядишь, и появится, –
заверила Мамзелькина и, вытянув сухонькую ручку, поднесла банку к его глазам.
Матвей увидел нечто красно-синее, неопределимое.
– Говядина какая-то! И зачем вы ее таскаете? – спросил он
брезгливо.
– Ох, милок! И не говори: все таскаю и таскаю! И так уж руки
до колен отвисли! – с жалостью к себе сказала Аида Плаховна. – Да только вообще-то
это не говядина!
– А что? – спросил Багров.
– Да тебе виднее, солнышко ты мое закатное. Свининка ли,
говядинка – сам вспоминай!
– Почему? – озадачился Багров.
– Да потому, что это твое сердце. Мировуд отдал его мне за
то, что я помогла вставить тебе в грудь Камень Пути, – ободряюще коснувшись
ручкой его коленки, сказала Мамзелькина.
