– Обманул – дело другое. Но меня-то не обманывали! Я в своем
уме была, когда всю эту муть подписывала!!! Знала, от чего отрекаюсь! И эйдос
мой хоть теперь и у света хранится, да мне вот его не дают даже!!! Оберегают!
Вроде как пьянчужке говорят: «Не обижайся, Петровна, но денег мы тебе не дадим,
и в магазин за зеленым горошком не ходи! А то сама знаешь, чем все эти горошки
заканчиваются!» – сказала ведьма звенящим голосом.
– Ты опять кричишь! – тихо напомнил Эссиорх.
– Не смей разговаривать со мной как с больной!!! – прошипела
Улита.
Она была не просто раздражена. Когда чайник ставят на огонь,
он кипит. Когда же в плавильную печь – исчезает бесследно.
– Все-все-все! – сказал Корнелий, поспешно вставая между
ними. – Хватит про твой эйдос! Лучше давай про Арея. Может, ты нужна ему, а он
уговорил Пуфса? Зачем ты Пуфсу-то? У него своих чиновников завались.
– Нет, – сказала Улита уверенно. – Это Пуфс сделал. А Арея
заставил расписаться, чтобы я видела, что Арей меня предал! И он предал!!!
Удовольствия он, конечно, от этого не получил, ну да плевать!!!
– Откуда ты знаешь? – спросил Эссиорх.
– Знаю! Я сто раз об Арее размышляла в последнее время! Он в
тупике.
– Почему?
– Потому. Допустим, я воин-наемник. Немного трусоватый,
немного глуповатый, немного староватый, но все же сойдет. Если мое войско
разбито – есть неплохой шанс поступить на службу в другую армию. Простые
солдаты везде нужны. А вот если я оставшийся без царства король? Кому нужен
трусоватый, глуповатый, староватый и вдобавок абсолютно неудачливый король?..
Ему только и остается, что жить где-нибудь в приживалах и смеяться чужим
шуткам. Вот пусть и смеется шуткам этого урода Пуфса! – передразнила ведьма.
– А почему Арей не может уйти, как Меф? – наивно спросил
Корнелий. – Ему же плохо у мрака!
Эссиорх многозначительно коснулся виска пальцем, а Улита
фыркнула.
– Ты можешь себе представить Арея без меча и эйдосов? Без
всемогущества? Для этого ему пришлось бы вывернуться наизнанку, а он на это не
способен. Попроси у него отсыпать из дарха даже не все эйдосы, а хотя бы две
штуки, самых тусклых – просто на спор попроси, и будешь крайне удивлен. Он
триста метров проползет на животе, чтобы перегрызть тебе горло! Без шуток
проползет, – уверенно заявила ведьма, – хотя надеюсь, его дарх заставляет.
Эссиорх покачал головой.
– Не все так просто. Дарх дархом, но ведь дарх – жалкое
паразитирующее существо. Он грызет, но только того, кого есть за что укусить. Я
долго пытался объяснить для себя природу зла и понимал, что я ее не вмещаю. Зло
казалось мне бунтарским, сложным, ищущим, нравственно изломанным. Даже где-то
привлекательнее света.
Корнелий нервно хихикнул. Услышать такое от Эссиорха!
– А потом я однажды подумал, что палачи в концлагерях,
убивавшие газом десятки тысяч людей, тоже не были, в сущности, абсолютно
негодяйскими существами. Они тоже болели ангиной, ругались с женами, им жали
ботинки, их не слушались собственные дети. Где же тогда зло? В ком? И вообще,
могу ли я честно сказать, что во мне самом нет зла? Зло – если на то пошло, это
мы сами в те минуты, когда не являемся добром. А сложно представить, что мы
свет, например, когда ковыряем в носу или передаем сплетни. Мы свет, только
когда смотрим на солнце и оно в нас отражается. И тут мне стало ясно, что
нечего сложничать и играть в романтику. Просто один раз реши, с кем ты, –
вставай в строй и сражайся! – сказал Эссиорх.
Улита, забывшись, скомкала повестку, но рвать не стала, а
осторожно положила на стол и разгладила руками. Глаза у нее блестели сухо и
зло.
Корнелий быстрым взглядом окинул комнату, прикидывая, что
еще может упасть или лопнуть, и отодвинулся в дальний угол, который показался
ему самым безопасным.
Эссиорх присел рядом с Улитой на корточки и заглянул ей в
лицо. Когда Улита просто переживала или злилась, она, в зависимости от степени,
краснела, бурела или багровела. Когда же чувства достигали полного накала, то
лицо краснело выборочно и среди алых участков попадались белые островки. Обычно
на щеках и на лбу. Окруженные со всех сторон красной кожей, они походили на
льдины в неизвестном географии Алом море.
Вот и теперь на щеках Улиты было по одной большой льдине.
Еще одна курсировала по лбу, и две маленьких грозили столкнуться на подбородке.
– Слушай! – сказал Эссиорх, взяв ее за руку. – Давай
начистоту: ты потому так злишься, что любишь его и переживаешь! Для тебя Арей
вроде отца, да?
Ладонь Улиты, которую он держал, сжалась. Белые льдины стали
рыхлеть и тонуть.
– Повестку подписал! Зачем? Может, у него план есть, а? –
всхлипнула она с надеждой.
В наличие у Арея какого-либо плана Эссиорх не верил.
– Хорошо, возвращайся. И оставайся там хотя бы до тех пор,
пока не изживешь иллюзию, что Арея можно изменить или спасти. Если ты предашь
его сейчас, то вместе с ним предашь и сама себя. Только помни: мраку мы тебя не
отдаем! Я узнаю, что можно сделать с этим договором.
– А вы? – спросила ведьма.
– Насчет прочих не в курсе. А я вот лягу на твой диванчик! –
с готовностью заявил Корнелий.
Когда Улита ушла собираться, Эссиорх занялся кистями. Он
стоял и, низко наклонив голову, ковырял широким ногтем засохшее масло.
Корнелий оглянулся на дверь, осторожно прикрыл и, вернувшись
к Эссиорху, трижды молча ткнул его пальцем в грудь. Очень больно ткнул.
– Это что, азбука Морзе такая? Я не понимаю! – сказал
хранитель.
Корнелий взорвался.
– Извини, старичок, но у меня понималка заклинивает! Как ты
можешь ее отпустить? Надо драться за нее! Разнести резиденцию мрака! –
негодующе зашипел он.
Эссиорх продолжал ковырять масло. Казалось, его теперь
волнует только то, что кисть может не отмыться.
– Алло, прием! Нальчик вызывает Таймыр! Ты меня слышишь
ваще? Мы не должны ее отпускать! Мы столько времени ее вытаскиваем, а она все
еще ведьма! Орет по ночам, буйствует, о стены бьется! Изгрызла у наволочки все
углы! А как чуток подживать стало, тут нате вам – снова к мраку!
Эссиорх поднял на него глаза. Корнелий увидел на его левой
скуле такую же каплю, как на кисти, только прозрачную. Сами глаза при этом
казались сухими.
– Они действительно способны уничтожить ее тело, если она не
придет.
