Его верхняя половина сломалась, и выглянула распаренная
физиономия Чимоданова. По нему не читалось особого разочарования, что он
лишился магии. Главным и огромным плюсом Чимоданова всегда было воспринимать
вещи как данность. Закинь собаку на Северный полюс – она встряхнется,
осмотрится и бойко побежит искать, где согреться, а человек будет ныть, стонать
и размышлять, за что ему, умному и хорошему, такое наказание.
– Привет! – сказал Меф, протягивая руку.
В ответ ему неохотно сунули ватную трехпалую ладонь, имевшую
размер боксерской перчатки.
– Уже, – буркнул Петруччо.
– Что уже?
– Здоровались.
– Разве? Когда?
– Ну когда-нить. Че повторяться-то? Один раз скажешь
«здрасьте», а другие встречи уже прицепом. Если не прощаться, то и сойдет! А то
башка пухнет помнить, кого сегодня видел, а кого нет.
Меф улыбнулся. Чимоданов был, как всегда, в своем
репертуаре.
– Тебе не жарко? – сочувственно спросил Меф, наблюдая, как
Петруччо, отдуваясь, вытирает пот со лба.
– Вихровой все равно хуже. Она в купальнике торчит в
моло?чке. Изображает тропическое лето! А знаешь, что такое молочка? Два ряда
открытых холодильников и жуткий дубняк! Вчера их там трое было, сегодня две
другие заболели! – злорадно поведал банан.
У дурака, как известно, две радости: первая радость – когда
самому хорошо, вторая – когда другому плохо.
– А Мошкин тоже тут? – спросил Меф.
– Ага, ща! Будет он! Мошкин теперь на полиграф полиграфыча
учится, – сказал Петруччо, пожалуй, даже с теплотой. – А ты поступил?
– На биофак. Пока на вечернее, а там, сказали, видно будет.
Чимоданов заинтересовался.
– А че там? Крыс режете?
– На дневном не знаю как. А мы вроде нет, – сказал Меф,
проучившийся пока что только две недели.
– А лягушек?
Меф мотнул головой.
– А-а-а! – разочарованно протянул Петруччо. – А трупы?
Трупов тоже не вскрываете?
Узнав, что трупы вскрывают в основном медики, Чимоданов
разочаровался в Буслаеве еще больше. Меф пообещал себе, что в следующий раз
будет всем говорить, что не вылезает из анатомички неделями и единственный не
теряет сознание, когда все вокруг уже в обмороке.
– Лопать хочешь? – предложил Петруччо, толчком придвигая к
Мефу коробку, набитую под завязку продуктами.
– А можно разве? – спросил Буслаев, выуживая из кучи
глазированный сырок.
– Это можно. Просрочка, – пояснил Чимоданов, кивая на
зачеркнутый фломастером ценник.
– Я думал: просрочку уничтожают! – сказал Меф, вспоминая
докладные, которые писала на него Митина.
– А мы что делаем? – удивился Петруччо. – Не боись, не
траванешься! Я знаю, что брать. Йогурты не тухнут, всякая нарезка колбасная
тоже, а вот с творогом лучше не связываться, если дата пролетела… Кстати, тебе
телевизор не нужен дешево? Тут пацанчик один телевизорами занимается.
Нормальные телевизоры, новые, только без коробок.
Мефу телевизоры без коробок были не нужны. И с коробками
тоже.
– Хозяин – барин. А как насчет мониторов? Тоже нет? Не
краденые, не боись! Офисы всякие закрываются, а он скупает, – разочарованно
сказал Чимоданов.
Петруччо, как всегда, был весь в комбинациях.
Ключом от квартиры Меф проткнул упаковку колбасной нарезки,
вскрыл и понюхал. Пахло неплохо, хотя ценник и был перечеркнут.
– Только здесь ешь! По залу не светись особо! – предупредил
Чимоданов.
– Почему?
– Чтобы уроды из охраны не пристали. А то прибегут и будут
вонять. Когда у человека мозги гнилые, они воняют обычно дурными словами изо
рта.
– Чего ты злой-то такой? – удивился Меф.
Петруччо скривился:
– А ты попыхти тут с неделю! Начальник службы безопасности
раньше в тюрьме работал. Играет в государственную границу, елы-моталы!.. Всюду
карточки, шмарточки, зоны доступа. Даже своих шмонают, когда через служебку
выходишь. Достали!
– Так вон же камера! А ты говорил: не просматривается! –
спохватился Меф, замечая маленький черный глаз, смотревший на них в упор.
Чимоданов поднял глаза и лениво помахал ручкой.
– Скажи дяде чи-и-из!!!
– Сы-ы-ыр! Думаешь, не видно?
– Не боись! Знаешь, где у нее проводка проходит? По несущей
колонне спускается, а внизу узел, где камеры по этой части зала разводятся. Вон
за той решеткой – видишь?
– А у решетки постное масло! – сообразил Меф.
Чимоданов похлопал его по плечу.
– Точно, сын мой! Стратегически верно мыслишь! На второй
день, как меня сделали «бананом», произошло короткое замыкание. Подчеркиваю:
маслу положено разливаться.
Буслаев хмыкнул. Что ж, «бананы» тоже имеют право на
маленькие тропические секреты.
Минут пять спустя, когда Меф, помогая на добровольных
началах гипермаркету, утилизировал просроченный йогурт, в дачном отделе
возникла Вихрова. Злая и продрогшая. На Нате были белая юбка с нашитыми
лепестками, желтый купальник и черная шапочка с усиками. Сзади к купальнику
были прикреплены маленькие крылья.
– Ты кто, ромашка? – спросил Меф.
– Слепой, что ли? Пчела я! – простуженным голосом ответила
Ната. И в самом деле: она была сердита, как пчела, и разве что не жужжала.
– А почему юбка белая, а не полосатая?
– Потому что пчела сидит на ромашке! Вот сейчас я присяду и
буду на ромашке! Ясно тебе? Глаза протри!!!
Меф не понял, как можно одновременно быть и ромашкой и
пчелой, но оставил свои сомнения при себе. Слишком заметно было, что Вихрова не
в духе. Мефодия она не видела давно, но смотрела на него кисло, не пытаясь
притвориться, что рада. Это было даже не равнодушие, а нечто более глобальное.
Как для антарктического пингвина не существует африканского страуса, так и Мефа
для Вихровой тоже не существовало. Они обитали на разных материках, между
которыми не было морского сообщения.
– Уступи девушке место! – буркнула Ната Чимоданову.
– Перебьешься! – отвечал Петруччо.
