Настоящая женщина всегда узнает своего мужа, даже если он
появляется в ее жизни редко, как комета Галлея. Отец Мефа отпустил ручку
чемодана и кулаком ткнул себя в грудную кость.
– Зоя! Я все осознал и вернулся! Эдуард, будь любезен,
немного в сторонку! – произнес он глубоко трагическим голосом и попытался
поцеловать жену в щеку.
Зозо шарахнулась в глубь квартиры. Игорь Буслаев отнесся к
неудаче философски.
– Вполне закономерно! Я отлично понимаю, что вновь должен
завоевать твое доверие! Эдуард, я же просил!.. – сказал он и стал
протискиваться в коридор, толкая Эдю чемоданом.
Хаврон пассивно оборонялся, животом преграждая ему дорогу.
Он ощущал себя улиткой, в домик которой втискивается еще одна улитка и притом
довольно наглая.
Буслаев-старший отступил на шаг назад, сунул руку за ремень
и ковбойским жестом извлек нечто черное, с тонким злым дулом. Эдя приготовился
залечь. Он еще из прошлой жизни помнил, что отец Мефа способен на фокусы.
– А где мой сын? Я привез ему водяной пистолет! – произнес
папа-Буслаев.
– Ты вообще в курсе, сколько лет твоему сыну? – осторожно
спросила Зозо.
У Игоря Буслаева с обидой дернулась щека.
– Как ты могла усомниться? Есть вещи, которые не забываются!
– сказал он с нажимом.
Точной цифры, однако, называть не стал и ограничился
рассуждением о том, что мальчик с воображением способен играть с водяным
пистолетом намного дольше мальчика без воображения.
«Она не писала, что произойдет нечто хорошее! Она писала
«два нивероятных сабытия!» – вспомнил Эдя. Ему назойливо захотелось придушить
Трехдюймовочку, однако технически это было трудновыполнимо.
– Слушай, ты мог хотя бы позвонить? – спросил Хаврон угрюмо.
– Мужчина, приходящий домой к жене и сыну, не обязан никому
об этом докладывать! – парировал Игорь Буслаев, по одной ловко забрасывая в
коридор коробки и коробками постепенно отодвигая Эдю в глубь комнаты.
– И надолго ты пришел к жене и сыну?
– Навсегда! И жить буду тут! – решительно сказал
Буслаев-старший, голосом пресекая все попытки Эди встрять.
– А твоя квартира?
В ответ Игорь Буслаев разразился длинной и сложной тирадой,
смысл которой ускользнул как от Зозо, так и от более опытного Эди. Однако у
обоих возникло стойкое ощущение, что Игорь Буслаев в очередной раз
докомбинировался.
– Ну это уже твои проблемы! Ты бросил нас пятнадцать лет
назад! Потерянных годов не вернешь и не отмотаешь! – сказала Зозо.
Как многие мягкие женщины, она черпала убежденность не из
самой убежденности, а от случайно выскакивающих у нее слов. То есть когда Зозо
говорила «не вернешь» – верила, что «не вернешь». А когда говорила «время не
властно» – верила, что «не властно».
Отец Мефа, как опытный алиментщик, знал эту закономерность.
Если позволить сейчас жене жалеть себя, то через пару минут она окончательно
убедит себя, что не рада его видеть, и он загремит в окошко со всеми своими
коробками.
– Зоечка, солнышко! Поставь, пожалуйста, цветы в воду, а
вино в холодильник! – распорядился он.
– Нет!
– Что нет?
– Уходи!
– И куда мне уходить? – без всякой обиды уточнил Игорь
Буслаев.
– Куда хочешь! Туда, откуда ты пришел! – заявила Зозо.
Отец Мефа сел на чемодан и вытянул ноги.
– Мне некуда идти! Я четыре дня жил у друга в гараже, но
ночью там дико холодно, а запираться можно только снаружи. А это, согласись,
тупо! Сидеть утром, мерзнуть и ждать, пока тебя отопрут! Не гони меня,
пожалуйста!.. Я тебя прошу! Зоечка!
Голос его дрогнул и смазался. Сквозь обычное пижонство
проглянуло что-то человеческое, жалобное, настоящее. Нечто такое, что заставило
сердце Зозо дрогнуть забытой нежностью. Сердце Эди просекло это и злобно
нахмурилось, мускулисто поигрывая желудочками, аортами и предсердиями.
«Засунуть бы эту Трехдюймовочку в миксер и нажать на
кнопку!» – подумал он.
– Только учти – всего на два-три дня! – сдалась Зозо.
– Да-да, как скажешь, – поспешно закивал папа-Буслаев.
– Даже не на два-три, а на один! Завтра же уйдешь! – поправилась
Зозо, спохватившись, что слишком быстро сдает позиции.
Бывший муж был не дурак и согласился и на один. Надо брать,
что дают, а потом постепенно просить прибавки. Последние годы у него все шло
вкривь и вкось. Божок финансовых махинаций Гермес крутил пальцем у виска, едва
папа-Буслаев показывался на горизонте. Богиня же любви Афродита путала его с
ковриком для ног. До сознания заигравшегося папы мало-помалу начинала доходить
простая истина, что всякая дорожка удовольствий ведет туда же, куда и дорожка
быстрых обогащений – а именно на помойку.
– Может, ты хотя бы разуешься? – нервно спросила Зозо.
Папа-Буслаев моментально согласился хотя бы разуться.
На новом месте он обживался как пес – быстро и деловито.
Покрутился, траву лапкой примял, лег – вот и ночлег. «Мой дом там, где стоят
мои ноги!» – такой всегда была жизненная философия Игоря Буслаева.
Рассовав по углам коробки, папа Мефа занял боевую позицию у
зеркала. Расческой он действовал очень сложно – вначале вверх, потом чуть вбок,
а затем еще немного распушал волосы, вследствие чего его лысина становилась
только более очевидной.
Зрение у людей так устроено, что они замечают прежде всего
то, что от них скрывают. Если перед ними промаршируют сорок лысых – они даже
бровью не поведут. Но если у сорок первого будет зачесанная волосинка, то это
все: конец и гибель.
– У вас тут тесновато! Куда ни пойдешь – всюду люди, люди! –
пожаловался он капризно.
– Иди в свой просторный гараж! – мгновенно нашлась Зозо.
Тут уже крыть было нечем. Папа-Буслаев умолк, но ненадолго.
– Надо нам Эдуарда женить! Тогда он уйдет жить к жене.
Здоровенный мужчина, а все у сестры под крылышком! Стыд и позор! – ляпнул он.
Последнее вышло у него убедительно и веско, слившись в
целостный и единый «стыдЫпозор».
Эдя вспомнил, что под кроватью у него лежит бейсбольная
бита. Возможно, немного запыленная, но на ее боевых качествах это вряд ли
сказалось.
