Хаврон снова позвонил Ане для уточнения, и они пошли полем,
ориентируясь на этот дом. Зозо подобрала где-то влажный желтый лист и приклеила
его себе на лоб. Меф давно не видел мать в таком легком, хорошем и радостном
настроении. Даже папа-Буслаев это ощутил: перестал рассказывать о своих деловых
успехах и шел рядом, задумчиво поглядывая на жену.
– Хорошая штука – Подмосковье! Теперь я понимаю: в Москве
живет тот, на кого не хватило Подмосковья! – сказала Зозо.
– У Ани дача? – спросил Игорь Буслаев, удивляясь дикому
количеству картофельных полей вокруг.
– Нет. Дом в деревне, – сказал Эдя.
– Тоже хочу дом в деревне! Когда Меф женится – я буду в нем
жить! – вздохнула Зозо.
Меф пробурчал, что никогда не женится и умрет старым
холостяком. К нему особенно не прислушивались. За пару лет до свадьбы все так
говорят. Всех больше потрясло намерение Зозо жить в деревне.
– Фух! Жуть какая! Моя сестра превращается в собственницу!
Еще немного, и ты начнешь стремительно скатываться! Покупать грабли и забывать
их в коридоре! Проращивать на балконе помидоры и заморачиваться о постройке
забора!
Зозо смутилась, вспомнив, что правда, дачников она всегда
терпеть не могла и ругала их при всяком подходящем случае. Но, видно, оттого и
терпеть не могла, что в ней самой это дремало.
– Я не могу в деревне! У меня все дела в городе! –
категорично заявил папа-Буслаев. – Хотя, конечно, город тут не особо и далеко!
Эдя посмотрел на Игоря Буслаева с сомнением. Насколько он
помнил, у мужа сестры всегда были не столько дела, сколько «комбинации».
– Наделал дело – и в деревню смело, – в рифму сказал Хаврон.
– Я попросил бы! – веско произнес папа-Буслаев, однако сути
просьбы не уточнил.
Дафна шла полем и думала, что наконец-то у нее есть
ощущение, что все так, как должно быть. И главное, внешне будто мало что
изменилось, разве что Меф обрел память. Наверное, основная проблема все-таки в
ней самой. В Москве в голове у нее все путалось и мельтешило. Видимо, таково уж
свойство больших городов, чтобы всех взбаламучивать.
Ей непросто было привыкнуть к теперешнему Мефу. Едва она
привыкла к новому, как он уже стал старым, то есть опять же новым, а тот,
который на деле новый, был уже на данный момент отошедший в прошлое – старый…
Мозги вкрутую! В общем, неудивительно, что все эти Мефодиусы окончательно
перепутались в сознании бедной девушки, не проучившейся в Эдемской школе даже
полных пятнадцати тысяч лет и фактически, по утверждению Шмыгалки, оставшейся без
всякого образования. Дафна толком не могла вспомнить, что, когда и какому Мефу
говорила и знает ли первый Буслаев, что знал второй.
Сейчас же в поле, шагая по накатанной грузовиками дороге и
перескакивая через частые лужи, Дафна почувствовала, что Мефодий изменился в
лучшую сторону. Гипс забвения пошел его личности на пользу, хотя стараниями
Прасковьи и оказался снятым раньше времени. От прежней самовлюбленности удалого
мачо осталась примерно половина, да и та граничила с умеренным хавронством.
Если раньше Меф терял терпение и заводился на раз-два, то теперь чаще всего
успевал даже сказать «три», и это был прогресс.
Страсти и дурные привычки – как платок с дыркой. Пока дырка
маленькая, зашить ее просто. А вот если запустить и позволить ей разъехаться –
тут уже и руки опустятся штопать. Вот и сейчас Дафна видела, что штопки в
обновленном Мефе стало гораздо меньше, и ее, как главную штопальницу Мефодия
Буслаева, это не могло не радовать.
«Но ему я этого не скажу! Вообще буду стараться меньше
говорить, а то я вечно на болтовне прокалываюсь!» – решила она.
Конечно, важно то, что ты говоришь. Безусловно важно.
Особенно если это правильные слова. Но важнее: зачем говоришь, когда и кому.
Истинное намерение, тайное желание – то, что за оболочкой слова. Опять же –
пока человек не готов услышать, пока в нем самом не созреет вопрос, жажда
ответа, жажда действия, изменений, шага – толку все равно не будет. Когда же
это произойдет – самое простое слово может запустить машину.
* * *
Перед деревней был глубокий овраг, по дну которого бежал
ручей. Перед оврагом, отрезая его от дороги, стояла крапивная рать в
человеческий рост. Мефодий, успевший устать от своих родственников, незаметно
поймал Даф за рукав.
– Делаем как всегда. Знаешь, как делают каквсегдашку? –
шепнул он.
– Угу!
Стена крапивы шевельнулась, послышалось негромкое «ой!», и
они скатились по осыпающемуся склону оврага.
– Нас не будут искать? – спросила Даф, стаскивая с
Депресняка комбинезон. Бедняге давно хотелось полетать, да вот только где?
– Не-а, – ответил Меф. – Эде не до нас. У него эйфория. Аня
нас особо не ждет. Ну а родителям тоже хочется, наверное, вдвоем побродить.
Хотя мой папахен вдвоем не сможет. Он в пять минут толпу соберет.
– Плохо ты об отце! – недовольно сказала Даф. – Все эти
гримасы!
Меф смутился. Он действительно пару раз не удержался и
передразнил отца, когда тот смотрел в сторону.
– Он нас бросил!
– Это не меняет дела. Бросил ОН, но плохо относишься ТЫ.
«Челофек, ругающий своего отца, ффинчивает шуруп в свою голофу». Какой бы отец
ни был! Любимые слова Шмыгалки, – процитировала Дафна.
Мефодий с разбегу перепрыгнул через ручей. Влетел в лопухи.
Прыгнул обратно, не рассчитал, увяз в топком берегу и погнался за Депресняком,
который описывал круги над поляной метрах в двух над землей.
Дафна улыбнулась. Она давно заметила: как только Мефу
скажешь что-то такое, чего он не может переварить, он начинает бегать.
Переводит работу забуксовавшей мысли в мышечную деятельность.
Остановившись, Меф прикинул расстояние до Депресняка: нельзя
ли накрыть его комом глины с берега? Оказалось, можно, но только с десятого
кома. Предыдущие же девять улетели в кустарник на другой берег ручья. В
кустарнике что-то недовольно завозилось, и на берег ручья вышли Ирка с
Багровым. За ними, обтекая глиной, хромал подшибленный в глаз Антигон.
– Прости! Я не хотел! – спохватился Меф.
– Ничего страшного, кошмарный уродец! Зато я хотел! –
успокоил его кикимор, дергая себя за бакенбарды.
Ирка с Багровым перепрыгнули ручей. Антигон же плюхнулся в
него животом и позволил течению нести себя вниз, играя в утопленника.
– Как вы нас нашли? – спросила Даф.
– Валькирии могут найти все, что угодно!.. – сказала Ирка.
