Мефодий и Дафна послушно закатали рукава. Дама долго
разглядывала их вены, то снимая, то надевая очки.
– Теперь зрачки! – сказала она, легким толчком в грудь
поочередно подвигая их к лампе.
К зрачкам Дафны у нее претензий не оказалось. У Дафны всегда
были глаза отличницы. А вот Меф показался ей подозрительным.
– У тебя странные зрачки! – сказала она Мефу. – Они не
реагируют на свет! И взгляд глуповатый! Объяснения?
Объяснений у Мефа не оказалось. Он только замычал.
– У него всегда такой! Он спортсмен! – вступилась за него
Дафна.
– Поймите меня правильно, молодые люди! К вам лично у меня
претензий нет! Выглядите вы вполне цивильно! Но в наше время опасно доверять
кому-либо! У вас паспорта с собой? Я хочу снять ксерокс! Одна страница с
пропиской, другая с фотографией! Остальные страницы меня не интересуют! –
принялась распоряжаться дама.
Меф издал горлом звук, который Дафна потом назвала
«подземным взрывом в пустыне Гоби».
– Зачем паспорта-то? – спросил он.
– Затем! У меня есть папка в картотеке. Называется: «друзья
Петюнчика». Там полная информация о каждом – городские телефоны, мобильные,
фотографии, паспортные данные. Пусть лучше меня не любят, зато я буду спокойна.
Когда-нибудь, став родителями, вы меня поймете… Спорьте со мной, если я не
права! – потребовала дама.
Дафна сказала, что понимает ее уже и сейчас. Без споров. Но
вот паспорта у нее нет.
– У меня тоже нет! – соврал Меф, прикинув, что не будут же
его обыскивать.
Решительная мама на минуту задумалась, оглядываясь то на
входную дверь, то на комнату Петруччо. «Прогонит!» – подумала Даф, готовясь
тянуться за флейтой. Но флейта не понадобилась.
– Ну ничего! В следующий раз! Сегодня достаточно будет
номеров ваших сотовых и краткого представления: кто вы, откуда и зачем! – с
сожалением сказала дама и отодвинулась, пропуская их.
– Вы все еще председатель гражданской комиссии российского
филиала международного общества по обсуждению правильности установки
запрещающих знаков в центре Москвы? – не удержавшись, спросила Даф.
Память у нее была цепкая, как капкан. Особенно на ненужные
детали. А вот нужные детали из капкана все равно выскальзывали.
– Ты знаешь? – удивилась дама. – Нет! Я с ними рассорилась.
Они там все соглашенцы! Все, поголовно!
– Да-да! – поспешно кивнул Меф и снова допустил ошибку,
потому что мать Чимоданова ему, разумеется, не поверила.
– Врешь! И ты тоже типичный соглашенец! Подчеркиваю! И не
говори все время «да!». Ненавижу! Со мной можно спорить и дискутировать. Ты
согласен, что со мной можно спорить и дискутировать?
– Да-да! – сказал Меф, внезапно понимая, откуда взялось
чимодановское «подчеркиваю».
– Ну вот опять «да-да»! Вечное «да»! Соглашенцы, тьфу! –
презрительно сказала мама Чимоданова и, безнадежно махнув рукой, ушла на кухню.
На ее могучей груди продолжала взбрехивать собачка. Ей не нравился Депресняк,
хотя он и сидел у Дафны в рюкзаке.
– Бедный Чимоданов! – вздохнула Дафна. – Теперь ты
понимаешь, почему он так похож на противотанкового ежика!
– Потому что по дому ездят танки, – хмыкнул Меф.
Барабанить пришлось долго. В комнате грохотала музыка.
Ничего не было слышно. Лишь после минуты стука колонки наконец приглушили и
кто-то затопал открывать.
Комнатка мальчика Петрусика Чимоданова была похожа на
берлогу. Причем не обычного медведя, а переболевшего тяжелой формой бешенства.
На стенах висели жуткие плакаты. С потолка на цепи свисал мужской манекен, в
груди у которого торчал финский нож.
Единственное уютное, с точки зрения Дафны, место было около
дивана. Там, на маленьком журнальном столике, лежало десятка два-три
пластилиновых фигурок, вылепленных с большим искусством. В одной из фигурок
Дафна узнала Улиту, в другой – Мефа, в третьей – себя. Были тут и незнакомые
люди, которых Чимоданов видел на улице и которые чем-то его поразили.
Сам хозяин комнаты топтался у дверей. Он был в короткой
жилетке, сшитой из кусков кожи собственными руками, в руках же держал боевой
топор. Заметив, куда смотрит Дафна, Петруччо накинул на фигурки плед.
– А не зарулить бы вам в Пномпень! – хмуро просопел он.
– Куда-куда? – озадачился Меф.
– Столица Камбоджи! Ку-ку!
– Это вместо «здрасьте»? – уточнила Даф.
– Это вместо «брысь отсюда!», – расшифровал Чимоданов.
Правда, вскоре он смягчился и пообещал Мефу, что будет с ним
тренироваться. Только спросил, зачем это ему надо, и, узнав, утешил его
словами:
– Ты че, наивный? Арей тебя все равно прикончит!
– Спасибо!
– За что спасибо-то? Ну пожалуйста! – отозвался Петруччо,
демонстрируя, что знает целых два слова вежливости.
– Как вообще жизнь? – спросил Меф, без приглашения шлепаясь
на диван.
Тотчас ему пришлось вскочить, так как оказалось, что под
одеялом, на которое он сел, валяется доска.
– Мишень для метания топора, – пояснил Чимоданов.
Оглянувшись на истыканную дверь, Меф подумал, что мишеней
было две. Или, может, Чимоданов не всегда попадал.
– Ты что, дома тренируешься?
– А где? Когда на улицу выходишь покидать – люди странновато
себя ведут. «Алло, милиция! Если вам интересно: тут взъерошенный мужик куда-то
идет с топором! В жилетке и рожа перекошенная!»
– Их можно понять, – примирительно сказала Даф.
Услышав такой отзыв, Чимоданов обиделся смертельно, но
кратковременно.
– Ну все! Ладно! Пока! – стал прощаться Меф после
затянувшейся паузы.
Он не мог общаться просто так, без цели. Сказал – получил
ответ – договорился. Потом обычно оба стоят и мычат, не зная, как попрощаться,
чтобы не показаться грубым. Или того хуже – несут всякую чушь, как утопающий
барахтается в воде, колотя руками. Меф в данном случае нашел неплохое решение –
он всегда выходил из разговора резко, почти бегом.
– Чао! – кивнул Чимоданов. – Слышь, это… че-то узнать хотел…
топор свой брать или у тебя есть?
– Свой бери.
– Хорошо. Только у меня не артефактный теперь, обычный.
