– Он таким и был.
– И, вероятно, с не слишком высокой этикой, – продолжал
Мейсон.
– Что вы имеете в виду?
– Не исключено, что он был не так прост, как это могло
казаться.
– Прошу выразиться точнее. Что вы подразумеваете?
– Возможно, Хайнс работал на вас, и одновременно проводил
частное расследование, чтобы выяснить чего вы добивались, делая подмену.
На ее лице мелькнуло некое подобие страха, но голос был
совершенно спокоен:
– Не думаю, что я должна была чего-то опасаться с его
стороны. Хайнс был довольно покорным до тех пор, пока получал деньги.
– Вполне возможно, – сказал Мейсон голосом знатока, – что
обнаружив всю правду, он не остановился бы перед шантажом. Вряд ли вам известно
о всех его делах, а ведь у него в бумажнике была неплохая сумма, учитывая его
довольно скромную деятельность.
– Сколько там было? – спросила она.
– Немногим более трех тысяч.
– Чепуха! Я сказала вам, что Хайнс играл, а игрок должен в
любую минуту иметь в своем распоряжении деньги. Я знаю таких, которые всегда
носят при себе в десять раз больше.
– Интересная мысль, – сказал Мейсон, словно не заметив ее
протеста. – Хайнс мог начать вынюхивать вокруг, собирая на вас компромат. Точно
зная ваше местопребывание, он мог получить сведения, которые детективы добыть
не могли. Тогда он мог бы продать информацию вашему мужу или пригрозить вам.
– Я бы ни цента не заплатила шантажисту.
– А что бы вы сделали?
– Я бы… я…
– Конечно, – сказал Мейсон. – Вы его скорее убили бы.
– Мистер Мейсон, уж не хотите ли вы сказать, что я
застрелила Роберта Хайнса? – выкрикнула она с возмущением.
– Я просто рассматриваю различные возможности, – спокойно
ответил адвокат.
– Вот значит, какова ваша благодарность за откровенность.
– Я как раз думаю над тем, чем вызвана ваша откровенность.
– У меня нет сомнений, мистер Мейсон, что вы умеете
правильно оценить характер человека и догадаться о его побуждениях. Моя
откровенность была выражением признания вашей интеллигентности и умения преодолевать
трудности и добиваться своего. Вы наверняка заметили, что я сражаюсь какое-то
время, а затем уступаю – внезапно и до конца, решив избрать другую тактику.
Мейсон кивнул в знак согласия.
– У меня типично женский характер, а в вас есть что-то, что
восхищало меня когда-то в моем муже. Вы сильная личность, вы так же как он
преодолеваете препятствия и сопротивляетесь ударам судьбы. Я боролась какое-то
время с мужем, потом сдалась. Я сдалась и вам, выложив на стол свои карты. Я
была откровенна.
– Шокирующе откровенны, – признал Мейсон. – У вас был в
сумочке револьвер, когда вы пришли вчера в мой кабинет?
– Не говорите глупостей.
– Был?
Она хотела что-то сказать, а потом посмотрела ему прямо в
глаза.
– Был.
– Какого калибра?
Она слегка заколебалась, но ответила:
– Тридцать восьмого.
Мейсон рассмеялся.
– Вы мне не верите?
– Мне кажется, что это был калибр тридцать два, – сказал он.
– Что вы с ним сделали?
– Я его выбросила.
– Куда?
– Туда, где его никто не найдет.
– Почему?
– По очевидным причинам. В моей квартире убит человек. Очень
вероятно, что меня будет допрашивать полиция. Человеку с вашим умом я,
наверное, не должна объяснять подробности.
– Спасибо, – Мейсон отодвинул кресло и поднялся. – Спасибо
за то, что вы ответили на мои вопросы. Мне неприятно, что ничего не могу
предложить взамен. Впрочем, я мог бы сообщить кое-что любопытное для вас.
– Что именно?
– Вы были когда-нибудь в квартире своего мужа?
– Нет.
– Но вы знаете, где она находится?
– Да.
– Она обставлена с безупречным вкусом. Только человек с
большим художественным вкусом или профессиональный декоратор мог бы это
сделать.
– К чему вы клоните?
– На окнах квартиры жалюзи. Когда мы с Полом были у вашего
мужа, он пережил из-за нас несколько неприятных минут. Вероятно, он
почувствовал необходимость дружеского совета. Я заметил, что он подошел к
одному из окон, выходящих во двор и сделал вид, что смотрит наружу, поставив
жалюзи таким образом, чтобы кто-то, живущий на противоположной стороне, мог
заглянуть внутрь. Через несколько минут зазвонил телефон и ваш муж провел
загадочный для непосвященного разговор.
В ее глазах появился интерес.
– Я тогда заметил Полу, что у вашего мужа беспокойный
характер, что он непрерывно ведет борьбу с самим собой. Было бы странно, если
бы квартира, обставленная им, производило такое удивительно гармоничное
впечатление.
– Следовательно? – спросила она.
– Вы прекрасно знаете, – пожал плечами Мейсон, – что игрок
не всегда должен говорить ясно и определенно, иногда достаточно одного
подмигивания.
Мейсон кивнул Дрейку и направился к дверям. Хелен Ридли
поднялась и пересекла комнату, чтобы подать ему руку.
– Вы очень умный человек, мистер Мейсон, и боюсь, что очень
опасный противник.
– Почему вы относитесь ко мне как к противнику?
Она хотела что-то сказать, но сдержалась и улыбнулась:
– Я вовсе не хочу этого. Я говорила только о возможностях.
Рада была видеть вас. До свидания. А ваш друг, мистер…
– Дрейк, – подсказал Пол.
– Вам я благодарна за сотрудничество, мистер Дрейк.
– Сотрудничество? – удивился детектив.
– За то, что не перебивали нас, – она снова улыбнулась. – До
свидания.
14
Мейсон вошел в свой кабинет, бросил шляпу на стол и
повернулся к Делле Стрит:
– Соедини меня как можно скорее с Гарри Гуллингом. И скажи,
что произошло новенького?
– Пришла почта. – Делла уже крутила диска телефона. – Много
писем. Два или три, те что сверху, посмотри прямо сейчас.
– Хорошо. – Мейсон взял с пачки три верхних письма и
просмотрел. – Я отвечу телеграммой.
