– Садитесь же, – попросил Мейсон. – Не часто у нас бывают
клиенты так откровенно ставящие финансовые вопросы. Хотя я не сомневаюсь, что
многие бы хотели сказать то же, что и вы.
– Я всегда считала, что нет ничего плохого в том, чтобы
прямо сказать то, что думаешь. Взаимопонимание в самом начале может сэкономить
массу времени и избежать много хлопот. Это вы подвезли Кору Фельтон в тот день,
когда Ева Мартелл получила работу?
Мейсон кивнул головой.
– Кора рассказала мне об этом. К тому же, я часто видела
ваше имя в газетах. Мне кажется, что вы твердо стоите на ногах, молодой
человек.
– Благодарю вас.
– Я не пришла бы к вам, если бы так не думала.
Мейсон молча склонил голову.
– Так вот, работа, которую мы с Евой получили – самое
странное занятие из всех возможных, а, Бог свидетель, я видела в своей жизни
много странных вещей. Я была домашней сиделкой в течение… ну, многих лет.
Ухаживала за самыми разными людьми, включая невропатов и сумасшедших.
– Эта работа имеет что-либо общего с работой сиделки?
– Дорогой мой, – ответила посетительница, – я прямо скажу,
потому что не хочу никаких недоразумений. Эта работа связана с убийством.
– Кто-нибудь должен быть убит? – спросил Мейсон.
– Кого-то уже убили.
– Кого?
– Женщину. Некую Хелен Ридли.
– Кто ее убил?
– Господи, откуда мне знать? Как вы думаете, зачем я к вам
пришла?
– Именно об этом я и собираюсь узнать.
– Я пришла к вам потому, что вы адвокат, и адвокат
способный. А Ева Мартелл и Кора Фельтон мне близки, как собственные дочери.
Между нами нет родства, но я ухаживала за их матерями, когда девочки были еще
совсем маленькими. И с этого времени, собственно, не спускаю с них глаз.
– Если я хорошо понимаю, то Ева Мартелл была приглашена на
работу? – вставил Мейсон.
– Вот именно.
– Может быть вы расскажете мне точнее, как это произошло?
– Они обе ушли, чтобы попытаться устроиться на эту работу. Я
сказала им, что мне это кажется подозрительным, но добавила, что если они
возьмут меня опекуншей, то могут не беспокоиться, потому что я согласна. Если
какому-то типу кажется, что он найдет таким образом красивую куклу и будет
платить опекунше двадцать баксов за то, чтобы она прикрывала глаза, то он
нарвется на неприятную неожиданность.
– Так что произошло?
– Ну, – продолжала она, – я ждала в их квартире, пока
девушки не вернуться. Откровенно говоря, я не предполагала, что какая-нибудь из
них получит работу, мне казалось, что ни о какой работе там и речи нет. Но
сидела и ждала. Вернулась Ева, очень возбужденная, с ней был какой-то мужчина.
Сказал, что он не Хайнс, а его представитель, что Ева получила работу и должна
приступить к новым обязанностям сразу же. Я уже говорила, что Ева была очень
возбуждена. Трудно было этому удивляться, потому что мы получили бы
значительную сумму денег, если бы нам обоим заплатили по договоренности, и если
бы мы были на полном содержании. Все это выглядело заманчиво, поэтому мы пошли.
– Мы с Корой пришли в квартиру сразу же после вашего ухода,
– сказал Мейсон. – Я так понимаю, что вы упаковывались очень поспешно?
– Никакой упаковки не было и это сразу меня насторожило. Он
позволил нам взять только самые необходимые вещи, которые можно положить в
обычную, не возбуждающую никаких подозрений, сумку.
Мейсон вопросительно поднял брови.
– Обычную бумажную сумку из магазина, – сказала она. – Этот
мужчина принес ее с собой. Он сказал, что не хочет, чтобы нас видели там, куда
мы должны пойти, с каким-то багажом. Мы должны были нести эту сумку так, как
будто возвращаемся из магазина с какими-то покупками.
– И куда он вас привез? – спросил Мейсон.
– В роскошную небольшую квартиру. Не в какую-то обычную, а
действительно хорошую, современную, трехкомнатную квартиру. Мы вошли туда так,
как будто давно там живем. Потом этот тип сказал: мистер Хайнс снимает эту
квартиру, только не на свое имя, а на имя Хелен Ридли. В условиях договора
предусмотрено, что ему нельзя сдавать эту квартиру никому другому, и поэтому,
чтобы ее не потерять, Ева должна выступать под именем Хелен Ридли. И мы должны
всем говорить, что ее так зовут, а она сама должна будет помнить об этом, когда
к ней будут так обращаться. Потом он нам долго рассказывал о том, как трудно
было найти эту квартиру, как управляющая домом хотела помочь им, но не желала
слишком уступать, потому что потеряла бы свое место. Во всяком случае, Ева
должна выдавать себя за Хелен Ридли и тогда все будет в порядке.
– И что вы ответили на это?
– Я не поверила ни единому его слову, – сказала миссис
Винтерс воинственным тоном. – Сразу, как только он начал говорить, я
догадалась, что это какая-то паскудная афера, но решила сидеть тихо, пока он
сам не проговорится. Я была принята на работу как опекунша и решила выполнить
свою задачу как можно лучше. Мистер Хайнс не может тут рассчитывать ни на какие
фигли-мигли.
– Вы можете сказать, как он выглядит? – спросил Мейсон.
– Ему около тридцати лет, темные волосы, вылупленные глаза и
он носит очки. Высокий, слегка как бы тестообразный.
– Скорее всего это тот же самый мужчина, который позже
заплатил остальным брюнеткам по десять долларов.
– То же самое сказала Кора, когда я ей его описала.
– Итак, Ева Мартелл была поселена в этой квартире как Хелен
Ридли. Было что-нибудь в этой квартире?
– Было ли там что-нибудь! – повторила Адела Винтерс. – Там
было абсолютно все. Одежда, белье, нейлоновые чулки, кремы – все, что может
быть необходимо женщине. А этот представитель мистера Хайнса…
– Он сказал, как его зовут?
– За кого вы меня принимаете? – спросила она обиженным
тоном. – Это ведь очевидно, что Хайнсом был он сам. Это он написал объявление и
напечатал в газете, это от начала и до конца его рук дело. Я убеждена в этом.
– Но он ни разу не назвал своего имени?
– Нет, он постоянно повторял, что является представителем
мистера Хайнса. Одно я вам скажу точно: он быстро действует. Завел нас наверх,
в квартиру, велел нам ждать там, пока он не вернется и чувствовать себя как
дома. Потом очень поспешно ушел, наверное для того, чтобы сказать другим
девушкам, что место уже занято. Вернулся через полтора часа и сообщил нам
немного больше подробностей.
– И что это за подробности?
– Прежде всего он сказал нам, что мы должны полностью
отключиться от нашей обычной жизни, должны жить в этой квартире и не
поддерживать никаких контактов, кроме тех, что позволит Хайнс. Нам нельзя
звонить кому-либо из знакомых, нельзя писать письма, ни пробовать связаться каким-либо
другим способом.
