– Очевидно.
– Другими словами, вас интересовали папилярные линии на
крышке бачка только потому, что они могли быть доказательством против
обвиняемой?
– Мне так кажется, но я не знаю, к чему вы стремитесь,
господин адвокат. Конечно, если она держала эту крышку в руках, то это
несомненная улика. И я старался это установить.
– Вот именно. Но вы не пробовали установить кому принадлежат
другие отпечатки пальцев?
– Ах вот в чем дело! – усмехнулся свидетель. – Десятки
человек имели доступ к мусорным бакам. Люди из кухни отеля пользовались бачками
и поднимали крышки в течение всего дня. Я хотел бы подчеркнуть, что я был занят
только обнаружением и идентификацией отпечатков, доказывающих, что обвиняемая
Адела Винтерс поднимала крышку бака.
– Вот именно! – воскликнул Мейсон. – Другими словами, вы
хотели найти определенную улику, необходимую, чтобы против обвиняемой можно
было возбудить уголовное дело. Когда вы ее нашли, то прекратили дальнейшие
исследования. Так это было?
– В этом конкретном случае – так.
– Почему вы не пытались идентифицировать другие отпечатки?
– Потому что они меня не интересовали. Я получил задание
проверить, поднимала ли обвиняемая Адела Винтерс крышку бака.
– А когда вы заявили, что крышку поднимали несколько раз в
течение дня, вы сказали это без всяких доказательств, или у вас были веские
причины для такого заявления?
– Да… были.
– Какие, например?
– Что ж, ведь очевидно, что так должно было быть.
– Какое свидетельство заставляет вас так предполагать?
– Ничего… ничего из того, что я видел бы сам. Но это же
очевидно из доказательств!
– Прошу указать на пункты в доказательствах, которые
указывают на то, что мусор подсыпался постепенно.
– Но, – сказал Корбел, – возьмите, хотя бы, показания
Сэмуэля Диксона. Когда он нашел револьвер, тот был погребен глубоко в мусоре, а
это указывает на то, что с того времени, когда револьвер бросили в бак, над ним
скопилось много отходов.
– Каким образом это доказано?
– Но, мистер Мейсон, – перебил Гуллинг, – все это только
лишний обмен словами со свидетелем на тему интерпретации улик.
– Ваша Честь, этот человек признал, что он исследовал улики
только с целью найти доказательства против обвиняемой Аделы Винтерс, а не с
целью установления истины, – возразил Мейсон.
– Но разве не очевидно, что все именно так и было, как
утверждает обвинение? – с некоторой дозой нетерпения спросил судья Линдейл.
– Нет, Ваша Честь.
На лице судьи отразилось удивление:
– Я был бы доволен, если бы услышал мнение защиты по этому
поводу, – сказал он скептически.
– Предполагается, – сказал Мейсон, – что так как этот
револьвер был найден закопанным в мусоре, то это означает, что время от времени
в течение дня в бак выбрасывали еще порции отходов. Обращаю внимание, Ваша
Честь, на фактор времени. Из-за недостатка персонала, ресторан в отеле Лоренцо
закрывается в час сорок и остается закрытым до половины седьмого вечера. Думаю,
что разговор с персоналом кухни позволит установить, что последний мусор
выбрасывался до двух часов дня и уже больше ничего не добавлялось до без десяти
восемь вечера. Теперь, если Высокий Суд захочет посмотреть с этой стороны на
свидетельства, то он сможет заметить довольно странную ситуацию. Если обвиняемая
Адела Винтерс бросила револьвер в бак в двадцать минут третьего и, если над
револьвером собралось много мусора к тому моменту, когда полиция обследовала
содержимое бака, то это хороший пример улики. Но если не добавлялось никакого
мусора, с того момента, как обвиняемая была у бака и до того момента, как
полиция вытащила револьвер, в таком случае очевидно, что чтобы ни делала
обвиняемая Адела Винтерс, она не могла бросить револьвер. Он должен был быть
помещен туда раньше.
– Как это? – с удивлением спросил судья Линдейл.
– Свидетельство Томаса Фолсома показывает, что обвиняемая
Винтерс скорее заглянула в бак, чем что-то туда бросила.
– Это только узкая интерпретация его показаний, – бросил
рассерженный Гуллинг.
– Конечно, – ответил Мейсон, – обвиняемая имела возможность
бросить револьвер в мусорный бак, но совершенно не могла его засунуть глубоко в
мусор. Если бы она это сделала, то так запачкала бы правую руку, что должна
была бы вымыть ее. Собственно, для того, чтобы глубоко засунуть револьвер в
мусор, она должна была бы засучить правый рукав, чего она наверняка не сделала,
потому что свидетель Фолсом заметил бы это.
– Свидетель не мог видеть ее рук, – возразил Гуллинг.
– Не мог видеть рук, но видел плечо и локоть. Если бы она
что-то глубоко засовывала в бак, то свидетель Фолсом заметил бы это.
– Да, – согласился судья Линдейл. – Это можно понять из
показаний свидетеля. Конечно, мистер Мейсон, вы не спросили свидетеля, могли ли
замеченные им жесты свидетельствовать о том, что обвиняемая что-то глубоко
засовывала в мусорный бак.
– Конечно не спросил, – ответил Мейсон. – Это свидетель
обвинения. Если бы я внушил ему что-либо подобное, то он тотчас бы сменил свою
версию. Остается фактом то, что показание, которое он сделал сразу после
происшествия, значит намного больше, чем все, сказанное позже. Тогда он думал,
что обвиняемая только заглянула в бак с мусором. Только потом он пришел к
выводу, что она туда что-то бросила. Если теперь ему подкинуть мысль, что
обвиняемая что-то глубоко засовывала в мусор, то он расширил бы согласно этому
свои воспоминания и вскоре был бы убежден, что видел, как она это делала.
– Это любопытно, – сказал судья Линдейл. – Обвинитель, у вас
есть какие-либо предположения или объяснения?
– Нет, обвинитель не может ничего добавить, – с яростью в
голосе ответил Гуллинг. – Обвиняемая Винтерс настолько очевидно виновна в
убийстве с заранее обдуманными намерениями, что нет смысла добавлять что-либо.
До сих пор была представлена только ничтожная часть доказательств. Наш
следующий свидетель покажет, что мотивом преступления была кража, потому что
обвиняемая Винтерс имела при себе бумажник, содержавший свыше трех тысяч
долларов, который она забрала у Хайнса после убийства.
– Или взяла где-нибудь еще, – заметил Мейсон.
– Таково, конечно, ваше мнение, – рявкнул Гуллинг. – Вы
будете утверждать, что она шла по улице и вот, на тебе, повезло! И что она
подняла его только затем, чтобы посмотреть, что там внутри и что было темно…
– Господин обвинитель, – перебил его судья Линдейл, – здесь
не место для иронических замечаний. Доказательства, относящиеся к бумажнику
будут приняты или нет. Но минуту назад мистер Мейсон выдвинул интересную
теорию, относящуюся к револьверу. Насколько я понимаю, обвинитель не в
состоянии доказать, что револьвер находился в баке на самом верху?
