– Откуда мне это знать? – неохотно ответил Гуллинг. – Когда
полицейский перевернул бак, конечно, все содержимое смешалось.
– Но свидетель Диксон поднимал крышку, – заметил судья, – он
должен был сделать это, чтобы вынуть оружие. Если бы он увидел лежащий наверху
револьвер, то он вынул бы его и не давал бы распоряжения переворачивать бак.
– Именно это я и имел в виду, – поддакнул Мейсон. – Именно
поэтому я задавал свидетелю вопросы таким, а не иным способом.
– Вы проверили, когда досыпались дальнейшие партии мусора? –
спросил судья.
– Да, Ваша Честь, проверил, – ответил Мейсон. – Согласно
моим сведениям в этот день не досыпали мусор между двумя часами и семью
пятидесятью.
– Сторона обвинения пыталась проверить это? – спросил
Линдейл.
– Сторона обвинения этого не проверяла, – ответил
заместитель окружного прокурора со все возрастающим раздражением. – У стороны
обвинения собрано уже достаточное количество улик, чтобы доказать вину обеих
обвиняемых.
– Понимаю, – сказал судья Линдейл. – Дальнейший ход процесса
может выглядеть совершенно иначе. Но Суд хочет обратить внимание обвинителя на
тот факт, что мы имеем дело с обвинением в убийстве первой степени. Если
существует какая-либо неточность в доказательствах, то мне кажется, что сторона
обвинения, так же как и защита, должна работать над выяснением этих
неточностей. Суд пришел к выводу, на основании показаний свидетелей, что
обвиняемая Адела Винтерс не могла спрятать оружие глубоко под мусор. Ведь
доказано, что этот револьвер орудие убийства?
– Да, Ваша Честь, – ответил Гуллинг.
– Тогда я предлагаю, чтобы мы отложили дело до завтрашнего
утра, – сказал судья Линдейл. – И чтобы сторона обвинения, при помощи полиции,
специально занялась выяснением того, досыпались ли отбросы в бак между двумя
часами двадцатью минутами и моментом, когда был найден револьвер. Суд
откладывает заседание.
Гарри Гуллинг отодвинул кресло и встал из-за стола. Он
выглядел мрачно. Решительным шагом он направился в сторону стола, занимаемого
защитой.
– Мистер Мейсон.
Мейсон поднялся и повернулся к нему.
– Я надеялся, – сказал Гуллинг, – что до вечера дело будет
решено, а Присяжные Заседатели, ознакомившись с фактами, вынесут обвиняемыми
приговор.
Мейсон только кивнул головой, настороженно глядя на него.
– К сожалению, – продолжал Гуллинг, – в результате ваших
ухищрений, ситуация переменилась. Вы так трактовали факты, что дезориентировали
присяжных и это, до некоторой степени, спутало мои планы.
Мейсон продолжал молчать.
– Но только до некоторой степени.
Краем глаза адвокат заметил фоторепортеров, державших
наготове аппараты.
– Я чувствую себя обязанным, мистер Мейсон, сказать вам, что
моя основная стратегия не меняется. Вручаю вам повестку в Суд, вы предстанете
перед Большим Жюри сегодня в семь часов вечера, – и Гуллинг подал бумагу
Мейсону.
Одновременно блеснули вспышки фотоаппаратов.
– Благодарю, – спокойно сказал Мейсон, пряча повестку в
карман.
– И предупреждаю вас, – продолжал Гуллинг, когда
фоторепортеры помчались проявлять материалы, чтобы успеть опубликовать снимки в
вечерних газетах, – что вы будете обвинены в даче ложных показаний и
пособничеству преступнику. У меня теперь есть доказательства, что вы забрали
Еву Мартелл при выходе из трамвая и спрятали ее. У меня впечатление, что
владелица пансионата, желающая поддержать вас, также виновна в даче ложных
показаний. Расследование выяснило, что она ваша давняя клиентка, которую вы
успешно защищали некоторое время назад. Моей обязанностью является сказать вам
все это, чтобы вы могли подготовиться.
– Отлично, – ответил Мейсон с каменным лицом. – Вы
предупредили меня, а теперь я вас предупреждаю. Вы сделали из этого дела арену
для сведения личных счетов. Вы лично приняли участие в процессе. Предполагаю,
что сегодня вечером вы захотите так же лично допросить меня. Вы – человек
состоящий на общественной службе. Я – нет. Вы хотите меня лишить лицензии и
посадить в тюрьму. Я в состоянии выдержать ваш натиск, могу себе позволить. Но
если я отплачу вам тем же, вам будет трудно это перенести.
– Сейчас, – сказал Гуллинг, – у меня есть возможность
загнать вас в угол, и я предупреждаю, что вам будет очень горячо.
19
Мейсон шагал взад-вперед по кабинету, Дрейк из кресла
наблюдал за другом.
– Что меня действительно беспокоит, Пол, так это Мэй Бигли.
– Почему она?
– Она старалась меня защищать. Ее прижали к стенке, очень
резко, без какого-либо предупреждения. Как только этот таксист сказал, где он
посадил Еву Мартелл, полицейские помчались туда и допросили Мэй.
– А она заявила, что никогда до этого не видела Еву Мартелл?
– Именно, – вздохнул Мейсон.
– Она давала показания под присягой?
– Тогда нет. Но вскоре они поставили ее перед Большим Жюри и
она вынуждена была давать показания под присягой. Вероятно, они будут
допрашивать ее еще раз сегодня вечером.
– Черт возьми, Перри. Независимо от того, каким было ее
первое показание, вели ей придерживаться его. Конечно, она может отказаться
давать показания из-за того, что они могут послужить против нее…
– Это не так просто, – заметил Мейсон. – Гуллинг –
формалист, имеющий о себе слишком высокое мнение. Он достаточно хитер и знает
все юридические крючки. Он собирается заговорить всех своими книжными знаниями.
– И повесит тебя на сухой ветке, Перри. Они знают, что это
ты привел Еву Мартелл в пансионат. Разве ты не можешь сказать, что Гуллинг
велел тебе привести ее в полицию до двенадцати часов, и что ты сказал ей
явиться в полиции в указанное время? Пусть это будет твое и ее последнее слово.
Мне кажется, что таким образом ты сможешь рассеять все подозрения.
– Не в этом дело, – вздохнул адвокат. – Мэй Бигли хотела
выгородить меня. Если она теперь изменит показания, то ее обвинят сразу по двум
статьям. Во-первых, в том, что она не ведет должным образом реестра людей,
останавливающихся в ее пансионате, а во-вторых, в даче ложных показаний. Могут
также обвинить в соучастии после факта преступления. Если я буду защищать себя
и расскажу все, как было, то подведу Мэй.
– Действительно, – сказал Дрейк.
– А если я предстану перед Большим Жюри, то либо должен буду
говорить, чтобы выйти целым, либо подставлю голову.
– А ты не можешь сослаться на привилегию профессиональной
тайны?
