— Ты всегда бутылки зубами открываешь? — охнула я.
— Всегда.
— Везет тебе, открывашки не надо искать. В принципе с твоими
внешними данными это в порядке вещей. Ведь ты не только бутылки открываешь, но
и двери без отмычки взламываешь.
— Я много чего умею делать, — похвастался Жорик. — Я в
некотором роде универсал. Такого еще поискать надо.
Почувствовав сильное головокружение, я встала из-за стола и
направилась к двери. Жорик моментально вскочил и пошел следом за мной.
— Эй, ты что надумала? Тебе кто из дома разрешил выйти?! —
схватил он меня за руку.
— Мне плохо. Мутит от твоего «Спецназа». Так плохо, что я
могу в обморок упасть.
— Иди в свою кладовку и падай там в обморок. Ведро там
стоит, сблюешь, если что.
— Будь человеком, дай воздухом подышать!
— Ладно, дыши, — согласился Жорик и отпустил меня.
Я открыла дверь, села на ступеньки и стала глубоко дышать,
наслаждаясь ночной прохладой. Жорик, вышедший вслед за мной, облокотился на
перила, достал сигарету и жадно закурил. Я не сводила глаз с неба в надежде
увидеть падающую звезду.
— Ой, смотри, Большая Медведица! — вырвалось у меня.
— Ты что? — опешил браток.
— Я нашла Большую Медведицу, — пояснила я.
Ты что, совсем сдурела?! Тут медведей отродясь не бывало.
Вот если к северу отсюда километров пятьсот проехать, то там — да. А здесь
откуда медведям взяться? Их в Подмосковье никогда не было и не будет. Ни
больших, ни маленьких. Это же тебе не глухомань какая-нибудь, а нормальная,
цивилизованная деревня. Через реку коттеджи понастроили, ресторан есть. А
вообще мы с Петровичем часто на охоту ездим. А так, в выходные, в основном в
Фирсановку наведываемся. Там на станции держат двух медведей. Мы туда
специально лаек возим, чтобы к зверю попривыкли. Там каждое воскресенье просто
атас. Все приезжают со своими собаками, а главное, цены совсем смешные.
Притравка одной лайки — пятьдесят рублей, испытание — шестьдесят. У Петровича
как-то медведь одну лайку задрал. Жалко было, конечно, но он новую купил. Любит
мужик поохотиться, пострелять любит… Ты, девка, если еще пол стакана «Спецназа»
выпьешь, то не только медведей, но и волков высмотришь.
— Ну ты и придурок, — осмелела я. — Я тебе про небо говорю.
Про созвездие Большой и Малой Медведицы. Ты что, в школе астрономию не
проходил?
— Проходил, только я в этих созвездиях ни фига не шарю, а за
придурка ты мне ответишь! — не на шутку разозлился Жорик.
— Извини. У меня просто так вырвалось, — жалобно произнесла
я.
— Я тебе сейчас язык отрежу, чтобы у тебя просто так ничего
не вырывалось.
Жорик выкинул сигарету и, прищурившись, уставился на меня. Я
почувствовала, как задрожали колени, и затравленно огляделась по сторонам.
Метрах в пяти от крыльца лежало большое бревно, а рядом — топор. «Вот оно, мое
спасение», — подумала я, сразу протрезвев.
— Хватит тут сидеть. Пошли в дом, — буркнул Жорик. — Мне
нужно бутылку пива взять.
— Ты сходи, а я тут посижу.
— Я что, на дурака похож? Сбежать надумала?
— Да куда же я от тебя сбегу? Ночь, лес кругом. Тем более до
холодильника тебе всего три шага сделать. Мне, действительно, плохо. Отравилась
я твоим «Спецназом». Если в дом зайду, то просто задохнусь. Мне бы на воздухе
посидеть…
— Смотри мне! Если что не так — я тебе не только ребра
переломаю, но и все позвонки, — прошипел Жорик и зашел в дом.
Я тут же поднялась и метнулась к бревну. Топор оказался
неожиданно тяжелым. Смогу ли я воспользоваться им, ведь Жорик такой большой?..
Впрочем, как ни крути, выбора нет, а это — реальный шанс избавиться от
гориллообразного тюремщика и уехать в Москву. Что будет дальше — посмотрим.
Положив топор на нижнюю ступеньку крыльца, я села так, чтобы
его не было видно.
Через минуту Жорик вернулся. От него неприятно пахло пивом и
несвежим бельем.
— Послушай, подружка, — пьяным голосом сказал он, — я тебе
дело хочу предложить. Маленькое такое дельце, от которого не стоит
отказываться.
— Какое еще дельце? — напряглась я.
— Ничего особенного. Сейчас мы с тобой поедем туда, где ты
спрятала портфельчик с баксами и поделим его содержимое. Сорок штук мои, а
десять твои. А Петровичу я доложу, что ты Топора никогда не знала и никакой
портфель в глаза не видела. Короче, что мы тебя с кем-то перепутали. Он
поверит. Знает ведь, падла, что я из любого правду вытяну. Мне кажется, что
тебе не стоит мелочиться. Жадность еще никого до добра не довела.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — возмутилась я.
— Да ты все прекрасно понимаешь, птичка, только колоться не
хочешь. Страшно тебе клювик раскрыть, чтобы «чирик» сказать. Учти, не
поделишься — останешься не только без денег, но и лишишься жизни!
— Я бы по-любому не стала с тобой делиться, — нахмурившись,
отрезала я.
— Почему? — опешил Жорик.
— Потому что ты меня подставить хочешь. Просто хочешь
узнать, где портфель лежит, а как узнаешь, так меня грохнешь, а денежки себе
заберешь.
— Обижаешь… Я с тобой по-хорошему хотел, по-честному!
— По-честному так не делятся. Делятся обычно пятьдесят на
пятьдесят, а ты предлагаешь десять на сорок.
— Какие тут пятьдесят на пятьдесят, если тебе эти деньги с
неба упали, а я за ними давно уже охотился.
— Ты что, и в самом деле решил, что деньги у меня? Так вот,
заруби себе на носу: никаких денег я не брала и с Топором вашим в отношениях не
состояла.
— Кончай придуряться, ведь я могу с тобой и по-другому
поговорить. Сейчас к батарее наручниками пристегну и горячий утюг на пузо
поставлю. Ты мне враз расскажешь, куда денежки спрятала. Не хочешь по-хорошему
десять на сорок, то вообще ни хрена не получишь.
Послушай, — с трудом сохраняя спокойствие, сказала я. —
Петрович не велел меня пытать до тех пор, пока он всю информацию не соберет.
Насколько я понимаю, он твой начальник, а с начальником надо дружить. А ты
вздумал самоуправством заниматься.
