— Мы не получили новых колоний? — спросил Эдвард.
— Немного получили, — ответила Элеонор. — Кевин Скрэнтон обещал прислать еще, но он не знает, когда именно. Я решила не трогать те, что у нас есть, не посоветовавшись с вами. Как вы собираетесь разделять алкалоиды? Органическими растворителями?
— Давайте воспользуемся капиллярным электрофорезом, — предложил Эдвард. — Ну а если понадобится, то и мицеллярной электрокинетической капиллярной хроматографией.
— Приготовить сырую пробу, как для масс-спектрометрии? — спросила Элеонор.
— Нет, — сказал Эдвард, — давайте экстрагируем алкалоиды дистиллированной водой и осадим слабой кислотой. Я так поступил в биологической лаборатории у Кевина, метод прекрасно сработал. Мы получим, таким образом, более чистые пробы, и нам будет легче определить структуру алкалоидов.
Элеонор отправилась к своему рабочему месту, но Эдвард удержал ее за руку.
— Прежде чем вы займетесь экстракцией, я бы хотел, чтобы вы сделали еще кое-что.
Не прибавив ни слова, он открыл привезенную с собой коробку и вытащил оттуда мумифицированную голову Элизабет. Элеонор в ужасе отпрянула.
— Надо же предупреждать! — воскликнула она.
— Я как-то не подумал об этом, — засмеялся Эдвард. Он критическим взглядом окинул голову. Вид у нее, конечно, был совершенно мрачный и отталкивающий. Кожа темнокоричневого цвета, напоминавшая по виду черное дерево, высохла до того, что была видна ее текстура, и, натянувшись на костных выступах черепа, обнажала зубы в страшной ухмылке. Волосы были сухими и похожими на свалявшуюся шерсть.
— Что это? — спросила Элеонор, — древнеегипетская мумия?
Эдвард рассказал Элеонор всю захватывающую историю. Заодно он объяснил и причину, заставившую его привезти голову в лабораторию: ему хотелось посмотреть, нет ли в полости черепа материала, который можно было бы взять на пробы.
— Дайте подумать, — произнесла Элеонор. — Вы хотите прокрутить эти пробы на масс-спектрометре?
— Именно так, — ответил Эдвард. — Будет очень элегантно с научной точки зрения, если нам удастся обнаружить в таких пробах пики, соответствующие вновь открытым алкалоидам. Это станет окончательным доказательством того, что эта женщина принимала внутрь найденную нами плесень.
Пока Элеонор ходила в отдел биологии клетки за анатомическими инструментами для препарирования, Эдвард встретился со студентами и ассистентами, которые с самого утра ожидали его появления на работе. Ответив на все вопросы, он отослал их на рабочие места продолжать опыты. Пока он занимался организационными проблемами, вернулась Элеонор.
— Преподаватель анатомии сказал мне, что сначала надо снять крышку черепа. — С этими словами Элеонор показала Эдварду электрическую вибропилу.
Эдвард принялся за работу. Он сделал на лбу надрез и отделил скальп от костей свода черепа, обнажив теменные кости. Потом он взял пилу и отрезал крышку черепа. Внутри полости черепа мало что осталось. Головной мозг съежился до размеров маленького комочка, уместившегося в задней черепной ямке.
— Что вы об этом думаете? — спросил он. Потыкав массу острием скальпеля, Эдвард убедился в ее твердости.
— Отрежьте кусочек, и я попробую его в чем-нибудь растворить, — предложила Элеонор.
Эдвард так и сделал.
Отрезав кусочек, они стали испытывать различные растворители. Не вполне уверенные, с чем именно имеют дело, Эдвард и Элеонор решили пропустить полученные пробы через масс-спектрометр. Со второй попытки удача им улыбнулась. Несколько пиков в точности соответствовали пикам новых алкалоидов, которые Элеонор обнаружила накануне ночью в сырых экстрактах.
— Разве не всемогуща наука? — ликовал Эдвард.
— Воистину велика, — согласилась с ним Элеонор.
Эдвард подошел к своему столу и набрал номер квартиры Ким. Как он и ожидал, трубку «снял» автоответчик. После сигнала Эдвард сообщил, что дьявол, погубивший Элизабет Стюарт, получил научное объяснение.
Повесив трубку, Эдвард вернулся к Элеонор. В таком прекрасном настроении он давно не был.
— Ну, все, хватит играть в эти детские игры, — заключил он. — Теперь займемся настоящей наукой. Давайте решим, сможем ли мы разделить эти новые алкалоиды и посмотреть, с чем, собственно говоря, мы имеем дело.
— Этого не может быть! — в отчаянии воскликнула Ким, бедром задвигая на место очередной ящик. Ей было жарко, она наглоталась пыли и была совершенно подавлена. Высадив Эдварда на железнодорожной станции, Ким вернулась в замок и подвергла генеральной инспекции все крыло для слуг на чердаке, занимаясь поисками четыре часа кряду. Она не только не нашла ничего существенного, ей вообще не попался ни один документ семнадцатого века.
— Кажется, это будет не очень легкой задачей, — сказала себе Ким. Она окинула взглядом бесконечные ряды полок, сундуков, коробок и бюро, протянувшиеся, насколько хватало глаз до того места, где чердачный коридор делал поворот направо. Она была просто обескуражена обилием материала. На чердаке его было еще больше, чем в винном погребе. И так же, как в погребе, он не был упорядочен ни тематически, ни хронологически. Лежавшие рядом листы могли относиться к разным столетиям. То же самое касалось тем, бумаги были перемешаны в самом хаотическом беспорядке: торговые документы, деловые отчеты, рецепты блюд, официальные правительственные послания и личная переписка. Единственный способ разобраться в этом множестве — читать все подряд, страницу за страницей.
Столкнувшись со столь суровой реальностью, Ким начала понимать, насколько ей повезло, что она нашла письмо Джеймса Фланагана Рональду Стюарту, датированное 1679 годом. Эта находка ввела Ким в заблуждение, она вообразила, что поиски будут если и не очень приятными, то, во всяком случае, не очень трудными.
Наконец голод, усталость и разочарование на время поколебали решимость Ким во что бы то ни стало найти основную улику, использованную против Элизабет. Чувствуя, что умрет, если не примет душ, Ким покинула чердак и вышла на улицу, где царила послеполуденная жара. Она села в машину и направилась в Бостон.
6
Понедельник, 25 июля 1994 года
Проспав около четырех часов, Эдвард проснулся, как от толчка. Было пять часов утра. Когда у него шли интересные эксперименты, потребность в сне резко снижалась. Теперь же он был взволнован и возбужден, как никогда раньше. Во всяком случае, ничего подобного он не помнил. Его научная интуиция говорила ему, что сейчас он натолкнулся на что-то по-настоящему великое, а научная интуиция его никогда не подводила.
Эдвард так стремительно выскочил из постели, что Буфер разразился неистовым лаем. Бедный пес вообразил, что произошло какое-то великое несчастье, может, даже катастрофа. Чтобы привести собаку в чувство, Эдварду пришлось ее слегка шлепнуть.
Выполнив утренний ритуал, то есть, погуляв с Буфером, Эдвард помчался в лабораторию. Когда он пришел на работу, не было и семи. Элеонор была уже на месте.