Это было 2 августа 1990 года в десять часов утра по местному времени.
Двенадцатью часами раньше недалеко от небольшого аэродрома Сафван полковник Осман Бадри в напряженном ожидании стоял у танка Т-72. Эти тяжелые машины составляли главную ударную силу иракской армии. Конечно, тогда полковник не мог знать, что именно здесь, у Сафвана, не только начнется, но и закончится война за Кувейт.
Рядом с летным полем, на котором была лишь взлетно-посадочная полоса и ни одного здания, с севера на юг протянулась широкая автомагистраль. На этой автомагистрали, по которой полковник приехал сюда три дня назад, чуть севернее Сафвана была развилка. Повернув на запад, можно было попасть в Басру, а если ехать по шоссе, ведущему на северо-восток, то в конце концов окажешься в Багдаде.
В южном направлении, всего в пяти милях от аэродрома располагался кувейтский пограничный пост. Если с того места, где стоял полковник Бадри, смотреть на юг, то можно было увидеть тусклые огни Джахры, а за ними, через залив, отблеск огней столицы, Эль-Кувейта.
Полковник Бадри был возбужден. Пришел звездный час и для его страны. Настало время наказать кувейтских подонков за все то зло, которое они причинили великому Ираку, за необъявленную экономическую войну, за нанесенный ими финансовый ущерб, за их высокомерие и самонадеянность.
Разве не Ирак долгих восемь лет в кровавой битве сдерживал орды диких персов, которые иначе захватили бы все северное побережье Персидского залива; тогда роскошной жизни кувейтцев пришел бы конец. Так что же, теперь Ирак должен молча смотреть, как Кувейт выкачивает львиную долю нефти из месторождения Румайялах, которые они разрабатывают совместно? И почему Ирак должен терпеливо жить в нищете лишь из-за того, что Кувейт выбрасывает на рынок все больше и больше нефти и сбивает цену? Разве Ирак может покорно сносить издевательства, когда собаки Аль Сабаха настаивают на выплате ничтожного займа в пятнадцать миллиардов долларов, взятого Ираком во время войны?
Нет, раис, как всегда, прав. Если заглянуть в историю, то ведь Кувейт испокон веков был девятнадцатой провинцией Ирака, был до тех пор, пока в 1913 году проклятые англичане не провели эту чертову линию в песках и не создали это богатейшее в мире государство. Теперь, этой же ночью, в ближайшие часы, Кувейт будет возвращен Ираку, и Осман Бадри будет участвовать в этом историческом событии.
Как армейский инженер, Осман Бадри не будет в первых рядах, но он пойдет вслед за передовыми частями вместе со своими мостостроителями, бульдозеристами, саперами, дорожниками. Он откроет путь иракским войскам, если кувейтцы попытаются заблокировать дороги. Правда, разведка с воздуха не обнаружила никаких препятствий. Ни земляных работ, ни бетонных ловушек, ни противотанковых траншей, ни песчаных террас. Но на всякий случай инженерные части под командованием Османа Бадри будут наготове, чтобы при необходимости расчистить путь для танков и механизированной пехоты Республиканской гвардии.
В нескольких ярдах от того места, где стоял полковник Бадри, была разбита командная палатка, в которой теснились старшие офицеры. Склонившись над картами и внося последние уточнения в планы вторжения в Кувейт, они уже несколько часов ждали последнего приказа. Приказ «Вперед!» должен был отдать сам раис из Багдада.
Полковник Бадри уже разговаривал со своим непосредственным начальником, генералом Али Мусули, который командовал всеми инженерными войсками иракской армии. Полковник был искренне предан генералу, в частности за то, что в феврале тот рекомендовал его для выполнения «специального задания». Сегодня Бадри успел доложить генералу, что его части полностью укомплектованы и готовы двинуться вперед.
Во время беседы Мусули представил полковника Бадри проходившему мимо генералу Абдуллаху Кадири, командующему бронетанковыми войсками. Потом Бадри заметил и командующего элитными войсками, Республиканской гвардией, генерала Саади Тумаха Аббаса, когда тот входил в палатку. Полковник Бадри был преданным сыном партии и искренним почитателем Саддама Хуссейна, поэтому его покоробило, когда Кадири, тоже увидев Аббаса, как бы между прочим вполголоса проворчал: «Интриган». Разве Тумах Аббас не пользовался доверием самого Саддама Хуссейна и разве он не был награжден за победу в жестоком сражении у Фао, которое решило исход войны с Ираном? Полковник Бадри отмахивался от доходивших до него нелепых слухов о том, что на самом деле сражение у Фао было выиграно благодаря генералу Махеру Рашиду, теперь бесследно исчезнувшему.
В темноте то и дело сновали офицеры гвардейских дивизий «Таваккулна» и «Медина». Мыслями полковник Бадри снова вернулся в ту памятную февральскую ночь, когда генерал Мусули приказал ему передать почти готовый объект в Эль-Кубаи другому офицеру и явиться в Багдад, в генеральный штаб. Мусули сказал, что, вероятно, полковника ждет другое назначение.
– Тебя хочет видеть сам президент, – неожиданно сказал Мусули. – Он пришлет за тобой. Иди в офицерскую казарму и будь готов выехать в любое время дня и ночи.
Бадри не на шутку встревожился. Что он сделал? Может, что-то не так сказал? Да нет, он не мог даже подумать ничего плохого о президенте, это просто немыслимо. А если был ложный донос? Нет, в таком случае президент не посылает за тем, кого оговорили, его просто забирает команда головорезов бригадира Хатиба и увозит, чтобы дать ему хороший урок. Заметив на лице полковника растерянность, Мусули расхохотался, обнажив белые зубы под пушистыми черными усами. Подражая Саддаму Хуссейну, многие высшие офицеры отпустили такие усы.
– Не бойся, он приготовил для тебя задание, особое задание.
Мусули оказался прав. Не прошло и суток, как Бадри вызвали в вестибюль офицерских казарм. Его уже ждал длинный черный штабной автомобиль, в котором сидели двое из Амн-аль-Хасса, частей специальной президентской охраны. Бадри доставили прямо в президентский дворец, где ему предстояла самая волнующая, самая важная, незабываемая встреча.
Дворец располагался на углу улиц Кинди и Четырнадцатого июля, возле моста, который тоже назвали мостом Четырнадцатого июля в память первого из двух июльских переворотов 1968 года, приведших баасистскую партию к власти и положивших конец периоду правления генералов. Бадри провели в комнату ожидания и продержали там часа два. Дважды его тщательно обыскали и лишь после этого допустили в приемный зал.
Когда остановились сопровождавшие Бадри охранники, тотчас по стойке «смирно» встал и он, дрожащей рукой отдал честь, секунды через три сорвал с головы свой форменный берет и сунул его под левую руку. После этого Бадри стал весь внимание.
– Значит, ты и есть тот самый гений маскировки?
Полковника Бадри предупреждали, что нельзя смотреть раису в глаза, но иначе Бадри не мог, ведь президент обращался к нему лично. Впрочем, в тот день Саддам Хуссейн был в хорошем настроении. Глаза стоявшего перед ним молодого офицера светились любовью и восхищением. Хорошо, его можно не опасаться. Сдержанно, не повышая голоса, президент объяснил полковнику задачу. Бадри распирало от гордости и благодарности за оказанное ему доверие.
