– Рано или поздно, – проворчал Мэнсон. – Вопрос в том, что же мне делать? Если они покажут отчет в русском посольстве, торговый советник тут же поймет, что залежи олова подлежат разработке. После этого возникнет вопрос о концессии на добычу. Она уплывет в чужие руки, диктатор будет благополучно богатеть, и, кто знает, какими проблемами это может грозить Западному миру? Мы остаемся с носом.
Гуль задумался.
– Я просто подумал, что надо бы поставить вас в известность, ребята, – сказал Мэнсон.
– Да, да, большое спасибо. – Гуль был погружен в себя. – Скажите, – наконец очнулся он, – что будет, если вы сократите количество содержания олова на тонну породы вполовину?
– Сократить наполовину?
– Да, поделить надвое. Представить цифру, составляющую ровно пятьдесят процентов от количества олова на тонну в ваших образцах?
– Ну, в таком случае, промышленная разработка олова станет экономически невыгодной.
– А сами образцы могли бы быть взяты в другом месте, скажем, в миле от того участка, где работали ваши люди? – спросил Гуль.
– Да. В принципе это возможно. Но мой разведчик обнаружил самые богатые по содержанию олова образцы.
– Но если бы он этого не сделал, – настаивал Гуль, – если бы он собрал образцы в миле от того места. Содержание металла могло бы сократиться наполовину?
– Да, могло бы. Вероятно, так и было бы, даже больше, чем вполовину, я думаю. Но ведь он работал там, где работал.
– Под наблюдением? – спросил Гуль.
– Нет. В одиночестве.
– Можно обнаружить следы его деятельности?
– Нет. – отвечал Мэнсон. – Отдельные сколы на камнях должны были давно зарасти травой. Кроме того, в этих местах никого не бывает. На многие мили кругом ни души.
Он прервался на минуту, чтобы закурить сигару.
– Знаете, Гуль, вы чертовски умный парень. Официант, еще бутылку коньяка, пожалуйста.
Они распрощались на ступеньках клуба в приподнятом настроении. Швейцар остановил такси, которое должно было отвезти Гуля к миссис Гуль в Холлэнд Парк.
– И последнее, – сказал чиновник из ФО, взявшись за ручку на дверце машины. – Никому больше ни слова об этом. Я составлю отчет в отделе, сугубо секретный, но, помимо того, все должно остаться строго между вами и нами, то есть ФО.
– Конечно, – заверил Мэнсон.
– Я очень благодарен за то, что вы сочли возможным рассказать мне все это. Вы даже представить себе не можете, насколько легче работать, с экономической точки зрения, когда мы в курсе происходящего. Я буду потихоньку приглядывать за Зангаро и как только наметятся перемены на политической сцене, вы первый об этом узнаете. Спокойной ночи.
Сэр Джеймс проводил глазами такси и знаком подозвал свой «роллс-ройс», ожидающий неподалеку.
«Вы первый об этом узнаете, – передразнил он. – В этом ты чертовски прав, мой мальчик. Потому, что я сам все это заварю».
Он наклонился к переднему окошку и обратился к сидящему за рулем шоферу:
– Если бы от таких мелких засранцев зависело в былые времена построение нашей империи, Крэддок, мы сейчас готовились бы к тому, чтобы колонизировать остров Уайт.
– Вы совершенно правы, сэр Джеймс, – согласился Крэддок.
Когда хозяин устроился на заднем сиденье, шофер приоткрыл оконце в перегородке.
– Глостершир, сэр Джеймс?
– Глостершир, Крэддок.
И снова заморосил дождь, когда блестящий лимузин, прокатив со свистом по Пикадилли, завернул на Парк Лейн в сторону шоссе А40 и Уэст Кантри, унеся сэра Джеймса Мэнсона в особняк с десятью спальнями, приобретенный для него благодарной компанией три года назад за 250 000 фунтов стерлингов. Там же находились его жена и девятнадцатилетняя дочь, но их он приобрел себе сам.
Час спустя Гордон Чалмерс лежал рядом с женой, измученный и злой. Скандал продолжался уже два часа кряду. Пегги Чалмерс лежала на спине, уставившись в потолок.
– Я не могу это сделать, – в сотый раз повторял Чалмерс. – Я не могу так просто пойти и фальсифицировать данные анализов только для того, чтобы помочь этому подлому Джеймсу Мэнсону заграбастать еще больше денег.
Наступила томительная тишина. Они уже много раз говорили на эту тему с тех пор, как Пегги прочла письмо Мэнсона своему банкиру и узнала от мужа, на каких условиях им предоставляются гарантии безбедного существования в будущем.
– О чем разговор? – тихо произнесла она в темноте рядом с ним. – Когда уже все обговорено и сделано, о чем еще говорить? Достанется эта концессия ему, или русским, или вообще никому не достанется. Поднимется цена или упадет. О чем разговор? О каких-то камнях и пылинках металла.
Пегги Чалмерс повернулась и легла головой на грудь мужа, вглядываясь в темные очертания его лица. За окном ночной ветер шелестел ветвями старого вяза, рядом с которым они выстроили новый дом со специальными приспособлениями для своей дочери-калеки.
Когда Пегги снова заговорила, в ее голосе звучал страстный порыв:
– Но Маргарет не кусок камня, а я не металлическая пыль. Нам нужны деньги, Гордон, нужны сейчас и еще десять лет будут нужны не меньше. Прошу, дорогой, умоляю, хоть раз в жизни оставь идею написать разоблачительное письмо в «Трибюн» или в «Прайвет Ай» и сделай так, как он просит.
Гордон Чалмерс не сводил глаз с бледной полоски между занавесками, чуть растворенными, чтобы пропустить немного свежего воздуха от окна.
– Хорошо, – наконец сказал он.
– Ты это сделаешь? – спросила она.
– Да, черт подери, сделаю.
– Ты обещаешь, дорогой? Ты даешь мне слово?
Снова наступила долгая пауза.
– Даю слово, – тихо прозвучало в темноте рядом с ней.
Она уткнулась лицом в его волосатую грудь.
– Спасибо, родной. Не волнуйся. Пожалуйста, не переживай. Через месяц все забудется. Вот увидишь.
Через десять минут она спала, вымотанная после тяжелой ежевечерней процедуры купанья и укладывания дочери и непривычной ссоры с мужем. Гордон Чалмерс продолжал не отрываясь вглядываться в темноту.
– Они всегда выигрывают, – тихо произнес он через некоторое время с горечью. – Эти ублюдки всегда побеждают, черт бы их побрал.
На следующий день, в субботу, он заехал в расположенную в пяти милях от дома лабораторию и написал совершенно новый отчет для республики Зангаро. После этого сжег свои записи и копию старого отчета, отнес все образцы породы в специальный бак для отходов, откуда местная строительная фирма забирала их для переработки и посыпания садовых дорожек. Запечатал новый отчет в конверт и отослал заказным письмом на имя сэра Джеймса Мэнсона в управление компании, после чего отправился домой и попытался забыть об этом.
