К тому времени, когда Гомез пожелал ему спокойного сна я поплелся, шатаясь, в свою комнату в два часа ночи, удалось собрать дополнительные крупицы ценной информации. Три формирования, известные как гражданская полиция, жандармерия и таможенная служба, хотя и носили оружие, но, как готов был поклясться Гомез, не имели патронов к нему. Как представителям Кайа, им не доверяли боеприпасы, и Кимба, с его параноидальной боязнью переворота, лично следил за этим.
Он понимал, что они никогда не будут воевать на его стороне, и не хотел давать им возможности выступить против. Оружие носилось только для вида.
Гомез также клятвенно утверждал, что власть в городе принадлежит исключительно Винду, подчиненным Кимбе. Агенты зловещей секретной полиции обычно одеты в гражданское и вооружены автоматическими пистолетами, у армейских солдат винтовки, подобные тем, что Шеннон видел в аэропорту, а у личной гвардии президента – автоматы. Гвардейцы живут исключительно за стенами дворца, сверхпреданы Кимбе, который никогда и шагу не ступит без, как минимум, взвода охранников.
На следующее утро Шеннон вышел прогуляться. Тут же к нему стремглав подбежал мальчишка лет десяти-одиннадцати, подосланный Гомезом. Только позже он понял причину. Сначала решил, что Гомез приставил к нему мальчика вместо гида, хотя, так как они не могли и словом перекинуться, в этом было мало толку. Настоящая причина крылась в другом – Гомез оказывал подобную услугу всем своим гостям, хотели они того или нет.
Если туриста почему-либо арестуют и отвезут в участок, мальчишка через кусты рванет к Гомезу и все расскажет. Он, в свою очередь, доведет информацию до швейцарского или немецкого посольства, чтобы кто-нибудь начал переговоры об освобождении туриста, пока того не забили до полусмерти.
Мальчика звали Бонифаций.
Шеннон все утро бродил по городу, миля за милей, а мальчишка трусил по пятам. Их никто не остановил. Машин практически не было и жилые районы города были почти пустыми. У Гомеза Шеннон раздобыл небольшую карту города, оставшуюся с колониальных времен, и с ее помощью осмотрел все основные здания Кларенса. У единственного банка, единственного почтамта, полдюжины министерств и госпиталя ООН слонялось по шесть-семь солдат. В помещении банка, куда он зашел, чтобы получить наличные по чековой книжке, ему в глаза бросились свернутые в углу зала матрасы, а в обеденное время он дважды видел, как солдат нес своим коллегам котелок с едой. Шеннон заключил, что сменная охрана живет непосредственно в помещении каждого из зданий. Тем же вечером, позже, Гомез подтвердил это.
Он заметил по солдату у входа в каждое из шести посольств, мимо которых прошел. Трое солдат спали в пыли. К обеду он выяснил, что в главной части города сосредоточено всего около сотни солдат, разбитых на двенадцать групп. Он отметил, чем они были вооружены. У каждого старая винтовка «маузер», калибра 7.92, большинство из них ржавые и грязные. На солдатах были зеленовато-бурые брюки и рубахи, парусиновые ботинки, матерчатые тканые ремни и высокие фуражки, напоминающие американские бейсбольные шапочки. Вся без исключения форма – потрепанная, мятая, грязная и неприглядная. Он оценил их уровень строевой и боевой подготовки, командирские навыки, знание материальной части как нулевые. Это был сброд недисциплинированных хулиганов, которые могли нагнать страху на забитых Кайа своим оружием и свирепостью, но, вероятно, ни разу не пробовали выстрелить из винтовок и, наверняка, никогда не оказывались под огнем людей, знающих свое дело. Они стояли на постах скорее для того, чтобы предотвратить гражданские волнения, но, как ему показалось, в настоящей перестрелке бросят оружие и побегут.
Интереснее всего было видеть их подсумки для патронов. Они были пусты. Конечно, к каждой винтовке полагался магазин, но у «маузера» в обойме всего пять патронов.
Днем Шеннон обходил порт. Со стороны берега он выглядел иначе. Песчаные отмели, уходящие в море и образующие естественную гавань, возвышались над уровнем воды на двадцать футов вблизи берега и футов на шесть на дальних концах. Он прошел по каждой косе до самого мыса. Вся поверхность отмелей была покрыта низкорослой, от колена до пояса, чахлой растительностью, высохшей в конце долгого сухого сезона и потому невидимой с воздуха. Каждая отмель была шириной около сорока футов в конце и сорока ярдов в основании, там, где выходила на берег. С мыса открывался поразительный вид на порт.
Бетонный причал располагался прямо по центру, за ним здание пакгауза. К северу от него тянулись ряды старых деревянных мостков. От некоторых оставались только одиноко торчащие из воды столбы-подпорки, словно сломанные зубы на поверхности моря. К югу от пакгауза простирался каменистый пляж, на котором лежали рыбацкие каноэ. С мыса одной отмели президентский дворец был невидим, скрыт за пакгаузом, но с другой косы верхний этаж дворца хорошо просматривался. Шеннон вернулся к порту и обследовал рыбацкий пляж. «Неплохое место для высадки, – подумал он про себя, – дно уходит вниз плавно под небольшим уклоном».
За пакгаузом бетон заканчивался, и начинался пологий, заросший по пояс кустарником склон, испещренный многочисленными пешими тропами, вдоль которого в сторону дворца уходила покрытая гудроном дорога. Шеннон пошел по дороге. Когда он закончил подъем, его взору открылся бывший дворец колониального губернатора во всей его красе, со стороны фасада, в двухстах ярдах от того места, где он стоял.
Шеннон прошел вперед еще сотню ярдов и вышел на дорогу, идущую вдоль берега моря. На перекрестке стояли четверо солдат, одетых опрятнее и добротнее, чем армейцы, с автоматами «Калашникова» АК-47 у пояса. Они молча проводили его взглядом, когда он повернул направо и двинулся вдоль дороги к своему отелю. Он кивнул им, но они продолжали смотреть на него, никак не реагируя в ответ. Дворцовая гвардия.
Идя вдоль дороги он поглядывал налево, запоминая детали дворца. Тридцати ярдов в ширину, с окнами первого, этажа, заложенными кирпичами и выкрашенными в белый цвет, в тон стенам. На фасаде здания выделялась высокая, широкая, на стальных засовах, деревянная дверь, почти наверняка появившаяся недавно. Перед заложенными кирпичами окнами располагалась терраса, теперь бесполезная, ибо к ней не было прохода из здания. На втором этаже от одного угла до другого тянулся ряд из семи окон, три слева, три справа и одно посередине, над входной дверью. На верхнем этаже расположились десять окон, но существенно меньшего размера.
Над ними проходил водосточный желоб, от которого к коньку взбегала вверх черепичная крыша. Он отметил группу гвардейцев, прогуливающихся около входа, и обратил внимание, что окна второго этажа были снабжены жалюзи, сделанными, видимо, из стали (он находился слишком далеко, чтобы сказать это с уверенностью). Жалюзи были закрыты. Очевидно, что подойти к дворцу ближе перекрестка не разрешалось без официального повода.
Он закончил дневной осмотр до того, как солнце начало садиться, обойдя дворец кругом. С каждой стороны дворца от главного здания вглубь, в сторону города, уходила недавно выстроенная стена, высотой восемь футов и длиной в восемьдесят ярдов. Сзади эти две стены соединялись третьей.
