Невероятные, невозможные слова эхом отдавались в голове Изабель всю долгую дорогу домой. Это ужасно и это грешно!
Она его любит. Она его ненавидит.
На какой-то миг Изабель испытала невероятный соблазн согласиться, позволить ему увезти ее отсюда, выйти за него замуж и не думать о последствиях.
Но именно так поступила ее мать. Была ли Шарлотта счастлива, сделав такой выбор? Неужели она так сильно полюбила, что даже не испытывала боли, бросив своего ребенка?
Изабель не может оставить Робина, и не важно, что Онория превратила ее жизнь в ад, не имеет значения, как сильно она любит…
Блэквуд хотел услышать объяснения, причину, по которой она ему отказала. Неужели так очевидно, что она любит его?
Разве можно ему сказать, что покойный муж распоряжается ее жизнью даже из могилы, что согласно его завещанию Изабель никогда не будет свободной? Она стала рабыней Онории, но с готовностью терпит эту зависимость ради Робина. Финеас может предложить выбирать между ним и сыном, но это невозможно! От боли Изабель задохнулась. Она этого сделать не сможет и не сделает.
Поднимаясь на крыльцо Мейтленд-Хауса, Изабель уже знала, что должна найти способ покинуть Лондон.
Изабель пообещает Онории все, что угодно, будет умолять на коленях, лишь бы ее с Робином отпустили в Эшдаун или Уотерфилд, или куда угодно. Может быть, когда Робин станет невидим и недосягаем, Чарлз просто забудет о его существовании. Вдали от Лондона она сможет уберечь своего сына. И забыть Блэквуда.
Никогда, шепнуло ее сердце, когда Финч отпер ей дверь, а Изабель протянула ему шляпку и перчатки.
Она глянула в зеркало. Лицо заплаканное, глаза распухли и покраснели, губы припухли от его поцелуев. А платье все помялось после неистовых занятий любовью в карете.
Нужно подняться наверх, переодеться и взять себя в руки, а потом идти к Онории и умолять.
Дверь в библиотеку оказалась приоткрыта.
Остановившись у двери, Изабель в щелку увидела широкую спину Онории. Сегодня та вырядилась в ярко-зеленое и как раз натягивала перчатки, собираясь куда-то уходить.
— Новый человек в Уотерфилде уже на месте? — спросила Онория у Чарлза, сидевшего за письменным столом.
— Да. Один из людей Реншоу.
По спине Изабель поползли мурашки, она застыла и начала прислушиваться.
— Полагаю, все будет готово вовремя? Мы не можем позволить себе никаких ошибок, Чарлз.
Чарлз замялся.
— Осталась еще пара мелочей.
Онория что-то недовольно прошипела.
— Будь благоразумной, мать. Откуда я знал, что Харт окажется таким упрямым, а хозяин гостиницы потребует больше денег? — сварливо произнес Чарлз. — И у Реншоу требования бесконечны.
— Просто поклянись, что ты как следует позаботился обо всем в Уотерфилде! — рявкнула Онория.
— Я сделал все так, как ты предлагала, — ответил Чарлз. — Всем известно только то, что Харт покинул Уотерфилд, а на его место пришел новый управляющий. Я пустил пару слухов, поэтому люди считают, что Харта уволили за некомпетентность.
Изабель прижала ладонь ко рту, заглушая вскрик. Она же просила не увольнять Джонатана Харта!
— Кто-нибудь подозревает, что он мертв? — спросила Онория.
Изабель широко распахнула глаза.
— Мертв? — прошептала она. Слово показалось ей фальшивым, мрачным и уродливым. Сердце больно заколотилось о ребра.
Чарлз захохотал.
— Только сожравшие его рыбы.
Ужас стиснул горло Изабель, не давая вдохнуть. В желудке запылало. Панические мысли взлетели на третий этаж, в детскую, где находился ее сын. «Дети умирают постоянно».
Изабель подобрала юбки и кинулась бежать вверх по лестнице, чувствуя, как ужас бьется в горле, заставляя бежать еще быстрее. Нужно забрать сына. Нужно его увезти далеко-далеко отсюда, где эти чудовища не смогут его тронуть, не смогут причинить ему боль.
«Дети умирают постоянно».
И взрослые мужчины вроде Джонатана Харта тоже.
Полчаса спустя, сжимая ручонку Робина, Изабель спускалась по лестнице.
— У нас с тобой будет приключение, Робин, но мы должны вести себя очень тихо и идти очень быстро, — прошептала она.
— А Джейми там будет? Мы пойдем на корабль его папы? — спросил сын, ведя рукой по отполированным дубовым перилам.
— Не знаю, милый. — Она хотела, чтобы он поторопился, но не хотела его пугать.
— Лорд Уэстлейк рассказывает мне всякое про море. Мы поедем на море? — щебетал мальчик.
— Изабель!
Хриплый голос Чарлза резанул по натянутым нервам, как ножом. Он стоял у подножия лестницы и дожидался ее. Рядом с ним стояла Джейн Кирк с грубым подобием улыбки на жестком лице. Сердце Изабель подскочило к горлу.
— Куда это вы направились? — осведомился Чарлз, глядя на нее своими поросячьими глазками.
Изабель сжала ручонку сына, безмолвно прося помолчать.
— Веду Робина в парк, — выдавила она.
— Уже пора пить чай, — ответил Чарлз.
— У вас такое помятое платье, графиня, — заметила, ухмыляясь, Джейн. — Где это вы были сегодня?
Чарлз тоже задумчиво посмотрел на нее.
— Когда мать вернется, она захочет с тобой поговорить, — сказал он. — Иди наверх и жди.
В груди Изабель все сжалось, в голове от ужаса зазвенело.
— Идем, Робин, нужно вернуться обратно, — произнесла она.
— Нет, я хочу послушать, как он выучил свой урок латинского, — заявил Чарлз. — Иди сюда, мальчик.
Робин прижался к матери.
— А ну, живо! — взревел Чарлз.
Робин не сдвинулся с места. Изабель вцепилась в сына и не могла разжать пальцы. Чарлз мотнул головой Джейн. Та поднялась по ступенькам, и ее шаги отдавались по дому, как поступь смерти. Она взяла Робина за свободную руку и рывком оторвала от матери. Изабель отпустила сына. Джейн ткнула мальчика дяде и с таким торжеством взглянула на Изабель, что у той похолодела в жилах кровь.
«Дети умирают постоянно».
Глава 37
— Леди Марианна ждет в вашем кабинете, милорд, — сообщил Барридж, разбудивший Финеаса.
— Вероятно, она пришла повидаться с Каррингтоном. Скажите ему, что она здесь, — пробормотал Финеас и зажмурился, потому что от яркого света сразу заболели глаза. Он всю ночь до зари провел в доках, пытаясь отыскать кого-нибудь, знающего про необычный груз, который должны будут доставить в «Боцманскую красотку» в ближайшие дни.
Нет лучшего способа добыть информацию, чем выпивка с матросом, и это же, как правило, лучший способ утопить воспоминания о женщине, но в голове Финеаса, сейчас пульсирующей от боли, все равно всплывал образ Изабель, сидящей верхом у него на коленях с запрокинутой от страсти головой.
