...я знал, что рано или поздно, но мне придется.
Он больше ничего не говорит, но я понимаю.
Кайя дал слово.
И шанс.
Этого оказалось недостаточно.
От него ждали войны по правилам. Чтобы осада и подвиг, воспетый в веках. Враг на врага. И кровь за кровь. Достойный размен, который, быть может, воспламенит революционный дух в сердцах. Тогда примеру Дорноха последуют другие. Сражаться и умереть во имя идеала. Что может быть прекрасней?
А если просто умереть? Быстро. Бесславно.
...ты не выходи пока, ладно?
...долго?
...сегодня. Завтра. Я скажу, когда будет можно. Там... надо убрать.
Несколько дней в шатре, в компании Гавина, который изо всех сил пытается развлечь меня. Но он слышал про то, что обнаружили в Дорнохе, а притворяться не умеет. И теперь мне уже приходится отвлекать его рассказами о прошлом, полузабытом уже мире. Кайя возвращается лишь поздно ночью. Оцепеневший. Взведенный, как пружина. Он умеет держать лицо и вряд ли кто-то там, снаружи, понимает, насколько ему плохо. На слабость Кайя не имеет права.
- Живых там не осталось, - он отвечает на незаданный вопрос. - И да люди были... разные.
После Дорноха мы не встречаем сопротивления.
К Городу мы подошли по первому снегу. Небо неделю грозилось, переваливая перины облаков, и изредка просыпая горсть-другую ледяного пуха, но лишь когда впереди показались знакомые стены, не выдержало.
Снегопад начался в полночь. Тяжелый. Густой. И белые клочья таяли на гривах факелов, липли к палаткам и шатрам, спешили укрыть ямы и неровности, жухлую траву и бесцветную остекленевшую землю. Я стянула перчатку, позволяя снежинкам садиться на ладонь.
- Замерзнешь, - Кайя подошел сзади и, наклонившись, слизал капельки воды.
- С тобой?
Он раскален как печка. И чернота постепенно возвращается, оплетает руки, плечи, шею. Кайя стабилен, но... эта стабильность - какая-то ложная, что ли. Меня не отпускает чувство, что достаточно малейшего толчка, чтобы случился взрыв.
И Кайя, похоже, это понимает. Он больше не отходит от меня, как бы смешно это ни выглядело со стороны. Но после Дорхота желающих смеяться не находилось. И сейчас бароны, рыцари, просто люди, которым случалось оказаться вблизи к Их Светлости, спешили убраться подальше.
Еще немного и армия сбежит от полководца.
...Кайя, что не так?
Вдох и тяжелый выдох.
...я помню, насколько плохо мне было. Осознаю, что сейчас все иначе, но инстинкты требуют или сбежать, или уничтожить это место. Вернуться - это как в клетку войти. Снова позволить себя запереть.
...клетки больше нет.
...здесь я это знаю.
Кайя прижимает мои пальцы к своему виску.
...но моя... вторая часть менее всего склонна прислушиваться к аргументам разума. И в Городе что-то происходит. Он звучит иначе. Настолько иначе, что это просто сводит меня с ума. Город не агрессивен. И нельзя сказать, что он меня ненавидит. Напротив, он зовет
Кайя позволяет услышать эхо этого зова, обволакивающего, дурманящего.
...в Дорхоте я полностью отдавал себе отчет в своих поступках. Здесь... не уверен.
...я помогу?
...уже. Когда я слышу тебя, я не слышу это.
Еще одна бессонная ночь в копилку, и меховой кокон для двоих. Длинный ворс ласкает кожу, и Кайя задумчиво водит пальцами по позвоночнику. Вверх и вниз... вниз и вверх.
А я стираю грязь, которая на него налипла.
Город ждет.
И на рассвете сам к нам выходит.
Босые люди в серых хламидах торжественно ступали по первому снегу, распевая тягучую песню, слов которой я не могла разобрать. В руках люди несли ветви с привязанными на них тряпками, белыми и красными.
- Что это? - Деграс положил руку на меч.
При людях не было оружия, но странным образом сам вид их, смиренных, покорных, вызывал ужас.
Колонна разомкнулась, пропуская массивного жеребца, выкрашенного в бурый. И упряжь странная... особенно попона. Всадник - старик с белой бородой, в алом одеянии. Руки его от запястий до локтей унизаны золотыми браслетами, а на голове лежит корона, кажется, мормэрская.
Герба, правда, не разглядеть.
В левой руке старик держит посох. В правой - чашу.
Жеребца ведут под уздцы, и мне видно, что конь вздрагивает при каждом шаге, косится на всадника.
...Иза, держись за мной. И держи меня.
Он уже понял, что происходит. А я еще рассматривала тех, кто по взмаху старика остановился. Упали на колени мужчины, распростерлись ниц, растапливая теплом собственных тел снег, женщины. И дети глядели на Кайя с ужасом.
- Приветствую тебя, великий Бог! - голос у старика оказался зычным.
...Иза, говори со мной.
...говорю. Ты же будешь меня слушать? Только меня, а не этого ненормального. Он сошел с ума, это бывает с людьми... он смешон. Нелеп. Он решил, что ты бог...
Не только он, но и все, кто вышел из Города. Сколько их здесь? Сотня? Две? Не больше трех... не так и много в общих-то масштабах.
...это из-за темноты. Люди всегда темноты боялись. Помнишь, я тоже? Ты нашел меня, а если бы не нашел, я бы тоже решила, что происходит что-то ужасное, что мир умирает...
- Прими же в дар этих людей, которые желают искупить свою вину...
И я вижу, что коня облили кровью. А попона сделана из кожи... я не хочу думать, с кого ее сняли. Кайя думает. И цепенеет.
- Вкуси же...
Старик, осмелев, протягивает чашу. И я уже догадываюсь, что в ней.
...стой!
Ноздри Кайя раздуваются. Он на грани. За гранью почти. Из глаз старика на Кайя глядит безумие, которое заразно.
...Кайя, слушай меня. Пожалуйста, слушай меня. Если ты убьешь его сейчас, просто убьешь...
...он заслужил.
...и он, и те, кто ему помогали. Согласна. Но их сочтут святыми. А этих...
Он готов уничтожить всех, кто покорно ждет смерти. Они ведь сами пришли, чтобы лечь под копыта его коня. Подарить себя Войне.
...этих запишут в великомученики. И найдется кто-то, кто поверит, что все правильно и надо именно так. Захочет повторить...
Кайя отпускает.
Он в ярости, но уже в той, которая только человеческая, подконтрольная.
...он убийца. И поступи с ним именно так, как поступают с убийцами.
Короткий выдох и команда:
- Взять.
Ее исполняют с радостью и явным облегчением. Неужели они, вот эти люди, которые ждали Кайя, клялись ему в верности, шли за ним, верят, что он попробует на вкус человеческую кровь?
