– Сейчас? – смутилась Мэг.
– Почему бы и нет?
Мэг торопливо заговорила, не зная точно, сколько времени у нее осталось:
– Если я начну, то ты ведь продолжишь? И тогда я никак не успею. Кроме того, голова моя должна быть ясной, а я не смогу уже думать только о травах. И руки у меня будут дрожать. Твои поцелуи надолго выбивают меня из колеи.
Когда Доминик осмыслил сказанное ею, он удовлетворенно улыбнулся.
– Только мои? – тихо спросил он. – А Дункана?
– Дункана? – Мэг часто заморгала от удивления. – При чем здесь Дункан?
– Он же целовал свою невесту.
– Он рыцарь! У него все мысли о боях. Что он может знать о поцелуях?
– Я тоже рыцарь, но это же мне не мешает, – улыбаясь, возразил Доминик. – Наверное, разбирается в них и он.
Мэг задумалась.
– Было несколько раз, – вспомнила она наконец. Мы прощались. В комнате был отец. То есть лорд Джон. Это совсем не то, что твои поцелуи.
– Они волнуют тебя?
– Ты же знаешь, что да, – ответила она, начиная раздражаться. – Я тебе только что сказала. И если ты не перестанешь трогать мои губы, я тебя укушу.
– Куда? Сюда?
Говоря это, Доминик взял руку Мэг, приблизил ее ладонь к своему рту и очень осторожно и нежно укусил ее за большой палец. Наградой ему было взволнованное, прерывистое дыхание Мэг.
– Пожалуйста, не надо, – запротестовала она. – Я и так уже разволновалась. Когда готовишь лекарство, этого нельзя допускать.
Доминик старался не показывать, насколько ему приятно ее возбуждение. Но это оказалось невозможно. Он отпустил Мэг и засмеялся:
– Заканчивай свою работу, моя колдунья. А потом мы пойдем в твои покои и закончим этот разговор.
Не успел Доминик замолчать, как в дверном проеме показался Саймон.
– Она здесь? – выдохнул он.
– Да, – произнес Доминик, все еще продолжая посмеиваться. – Пошли, мы подождем снаружи. А то, не дай Бог, здесь все сгорит от твоего факела.
Когда они вышли, Саймон с любопытством посмотрел на брата.
– По-моему, она и в самом деле колдунья.
Доминик издал какой-то звук, похожий на удовлетворенное мурлыканье.
– Когда я тебя покинул, ты был так зол, что готов был убить ее без разговоров, – продолжал Саймон. – А сейчас ты смеешься, как ребенок.
Улыбка, которой Доминик одарил Саймона, заставила последнего еще сильнее обеспокоиться.
– Слушай, мне это не нравится, – сказал он. – Оборона замка требует…
– Разве я не могу посмеяться, как другие?
Глава 15
Мэг двумя руками несла плотно закупоренную бутылочку по коридорам замка в свои комнаты. Обычно она ставила яд, чтобы дошел, в нишу в комнате для растений, но сейчас побоялась оставлять его без присмотра.
Со смешанным чувством раздражения и любопытства Доминик смотрел, как Мэг открыла тайник в деревянной стене, отделявшей ее покои от спальни и гостиной. Поставив туда бутылочку, она задвинула панель и облегченно вздохнула. Тайник исчез без следа.
– Вы никому не скажете про яд? – спросила она с тревогой, повернувшись к мужу, который молча следил за ней.
Доминик пожал плечами и закрыл за собой дверь.
– Это так важно?
– Если с этим пузырьком что-нибудь случится, я не смогу приготовить новую порцию еще по крайней мере две недели. А тогда может быть уже поздно.
– Почему? Почему будет поздно?
Мэг лихорадочно думала, что сказать Доминику, не нарушая обещания, данного Старой Гвин. Наконец она заговорила, тщательно подбирая слова; она не хотела лгать.
– Некоторые мои лекарства очень сильные. Если их давать не правильно, они могут убить. Это, – Мэг показала в сторону спрятанной бутылочки, – противоядие для одного из самых сильных настоев, снимающих боль. После смерти лорда Джона я сделала новую порцию этого лекарства, а теперь для предосторожности надо сделать и противоядие.
– Для кого?
– Я не понимаю.
– Джон умер. Для кого ты приготовила такое опасное лекарство?
Прямой вопрос заставил Мэг вздрогнуть. Как избегнуть лжи, не говоря правды?
– Я видела, что ваши рыцари усердно тренируются. Рано или поздно они могут поранить друг друга. И я приготовила настой, чтобы помочь им.
Несколько мгновений Доминик смотрел в зеленые глаза. Весь род Глендруидов, казалось, изучал его через них с плохо скрытой тревогой. Он понимал, что не может проверить достоверность этих слов.
– Я не скажу никому, – медленно проговорил Доминик. – Но Саймон уже знает, что вы взяли настой в свою комнату.
– Постарайтесь, чтобы он хранил тайну.
Доминик кивнул:
– Но вы будете у меня в долгу.
В улыбке Доминика была смесь триумфа и чувственности, и щеки Мэг покраснели.
– Да.
Явно нервничая, Мэг повернулась, чтобы помешать угли в очаге. Доминик смотрел, как она нагнулась к огню. Чем дольше он был рядом со своей женой, тем больше его охватывало нетерпение, тем сильнее он хотел посеять семя будущей династии в ее тело.
Ловкость, с которой двигались ее руки, говорила о том, что разжигать огонь для нее привычное занятие.
– Эдит не отрабатывает свой хлеб, – сказал он негодующе.
– Что?
– Кажется, твоя служанка не так уж много времени уделяет своим обязанностям.
– Иногда проще что-то сделать самой, чем просить слуг. В любом случае Эдит не была бы служанкой, если бы ее отец или муж были живы. Она сама имела бы служанок. Я стараюсь не задевать ее гордость, насколько это возможно.
– А что случилось с владениями ее семьи? – спросил Доминик.
– То же, что и со всей Англией. Вильгельм с сыновьями захватили землю и поделили ее между своими рыцарями. Все принадлежит норманнам.
Доминик внимательно слушал, но не почувствовал той ненависти, что звучала в голосе Эдит, – ненависти, которую испытывали к нему все слуги замка, несмотря на любовь к его жене. Не уловил он и протеста, который ясно слышался в голосе Дункана. Мэг говорила с тем же безразличием, с каким считала бы овец в поле. Она даже не подняла глаз от корзины с дровами.
– Разве ты не ненавидишь норманнов, как другие жители замка? – спросил он.
– Некоторые из них грубы, кровожадны и жестоки, – сказала Мэг, выбирая поленья.
– То же самое можно сказать о мужчинах из Шотландии или из Святой Земли, – возразил Доминик.
– Да, – согласилась Мэг, грустно глядя, как разгораются ветки, которые она только что положила в очаг. – Жестокость не имеет границ.
