Когда так называемая беседа наконец-то
закончилась – оперативник понял, что я не могу внести хоть какую-нибудь ясность
в это дело, – я оперлась о стенку и закрыла глаза. В висках пульсировала кровь,
перед глазами один за другим возникали люди, насквозь пробитые автоматной
очередью. Мне даже стало казаться, что я вижу, как их расстреливают… Вижу эти
пули, похожие на черные молнии. Я все это вижу, все это чувствую и принимаю
чужую боль…
– Нина, ты в порядке?
Я открыла глаза и увидела стоящего рядом с
собой Сергея.
– Разве я могу быть в порядке после того, что
произошло?
– Ты держишься молодцом. Народ потихоньку
вывозят.
– Леньку уже увезли?
– Леньку увезли.
– Жалко, я ведь с ним даже попрощаться не
успела.
Когда мы остались с Сергеем вдвоем, он подошел
к столу, который просто ломился от давно уже остывших блюд, налил себе полный
стакан водки и выпил его одним махом. Засунув в рот соленый огурец, он
посмотрел на меня заметно покрасневшими глазами и произнес:
– Ты не смотри, что я водки выпил. Я обещал
тебя домой отвезти, значит, отвезу. Можно ехать. Начало светать.
– Но ведь ты же выпил водки?! Целый стакан!
– Я могу выпить бутылку…
– Это много.
– Ничего страшного. Я могу вести машину в
любом состоянии.
Я вновь посмотрела на столы и неуверенно
спросила:
– А со всем этим что делать?
– Оставить все как есть.
– Ты сюда скоро вернешься?
– Не знаю, смогу ли я вообще сюда вернуться…
Пока я к этому не готов.
– Ты предлагаешь оставить все как есть?
– Вот именно.
– Но ведь все протухнет… Представляешь, что
будет в этой комнате, когда ты решишь сюда вернуться?
– Ты хочешь убрать? У тебя есть силы, чтобы
все убрать и перемыть посуду?
– У меня нет таких сил, – честно призналась я
и опустила глаза.
– Даже если бы они у тебя были, я бы тебе
никогда не позволил. Я оставлю ключи соседке. Она постарается сделать все
возможное, чтобы этот дом как можно меньше напоминал о той страшной трагедии,
которая в нем произошла…
– Что ты будешь делать с домом в дальнейшем?
– Не знаю. Я об этом еще не думал.
– Даже если ты и захочешь его продать, его
вряд ли кто купит. После такой трагедии его не продашь даже за гроши.
– Я не могу его продать. Здесь прошло мое
детство.
Окинув прощальным взглядом некогда
гостепри-имный дом, мы вышли на улицу. Пока Сергей отдавал ключ соседке, я не
без боли в сердце смотрела на припаркованные к дому машины и с ужасом понимала,
что они уже никогда не дождутся своих хозяев. Остановив свой взгляд на машине
Леонида, я тяжело вздохнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы…
– Нин, ну что, поехали?
– Что будет с этими машинами?
– Родственники приедут и заберут.
– А с Ленькиной?
– У Леньки тоже есть родственники.
Уткнувшись головой в мощную грудь Сергея, я
застонала и еле слышно произнесла:
– Мне страшно.
– Уже нечего бояться. Самое страшное позади.
Все обошлось.
– Мне страшно оттого, что к тебе я ехала с
Ленькой, а уезжаю одна. Мне страшно, потому что его больше нет.
Мы сели в Сережкин джип, я почувствовала себя
значительно лучше и немного расслабилась. Я и сама не знаю, почему его мощная
красивая машина подействовала на меня подобным образом. Возможно, потому что я
почувствовала себя в безопасности и поняла – мне больше ничто не угрожает. Джип
вызывал на дороге двоякое чувство – как уважение, так и опасение. Его боялись.
Ему уступали дорогу… А его хозяин не обращал внимания ни на дорожные знаки, ни
на правила дорожного этикета. Он громко сигналил, гнал машины в другой ряд,
несся с бешеной скоростью, перестраивался тогда, когда считал нужным, и
откровенно кого-нибудь подрезал.
Мы ехали молча, не проронили ни единого слова.
Наверное, каждый из нас думал о чем-то своем. Каждому хотелось разобраться со
своими чувствами наедине с самим собой. Не знаю, о чем думал Сергей, но я
думала о Леньке, о том, что в школьные годы мы были по-настоящему дружны. Между
нами не было никаких «личных» чувств. Ни детских, ни юношеских и уж тем более
повзрослевших. Мы просто дружили и испытывали друг к другу братские чувства. У
нас были, если так можно сказать, товарищеские отношения. Хотя… В эту встречу
мне показалось, что Ленька испытывает ко мне нечто большее, чем просто
дружеские чувства… Я уже давно стала женщиной, а женщина всегда чувствует душу
мужчины. Он смотрел на меня глазами, в которых была грусть, тоска по чему-то
давно ушедшему, которое уже никогда не вернется… Может быть, у него это со
школьной скамьи? Может быть, он это просто умело маскировал? Может быть, я
значила для него больше, чем просто одноклассница? От этих мыслей у меня стала
разламываться голова, и я почему-то вспомнила тот давний случай, когда Ленька
набрал мой номер телефона и сказал, что он женится. Он не приглашал меня на
свадьбу, не говорил о том, что счастлив и как ему повезло… Он просто сказал
одну-единственную фразу: «Нина, я женюсь», и ничего более. Я пожелала ему
счастья, сказала, что очень за него рада, и положила трубку. А ведь этот звонок
что-то значил. Я просто не поняла тогда.
– О чем думаешь? – нарушил ход моих мыслей
Сергей.
– Обо всем и ни о чем…
– Ты думаешь о Леньке?
– Откуда ты знаешь?
– Догадываюсь. Ленька был отличным парнем.
Увидев Москву-реку, Сергей съехал с основной
трассы и поехал по боковой дороге в сторону реки.
– Давай немного посидим у воды…
– Давай, – с радостью согласилась я. Сама не
знаю, чему обрадовалась. Может, просто не хотелось расставаться.
Поставив машину у самой реки, мы подошли к
воде и сели на корточки. Я бросила небольшой камешек и смотрела на расходящиеся
круги.
– А ты знаешь, Ленька был в тебя влюблен… –
Голос Сергея был крайне взволнованным.
– Откуда ты знаешь?
– Он мне об этом говорил.