– А почему бы и нет? Твоя сестра дело говорит.
Я таких родственников не люблю, от которых потом в кошельке пусто, но ведь это
твоя сестра. Не чужая она тебе, а значит, и мне тоже.
– Борис, но ты же вроде трезвый?! – пришла я в
отчаяние. – Ты-то хоть понимаешь, что это уголовное дело! Говоришь об этом так,
словно просишь, чтобы на завтра я сготовила тебе не борщ, а суп харчо…
Глава 8
Борис уснул быстро. Намного быстрее, чем я
предполагала. Без лишних эмоций, без тех действий, которые называются исполнением
супружеского долга. Не спалось только мне. Я лежала поджав под себя ноги,
смотрела в окно и чувствовала, как бешено колотится сердце. Когда я пыталась
закрыть глаза, то тут же представляла убитую Маринку… Потом я представляла себя
крадущей деньги, переполох, который последует вслед за этим. Мне заламывают
руки, надевают наручники, усаживают в милицейский «воронок» и увозят туда, где
я еще никогда не была и где очень боюсь побывать. Я смотрю на мир через
решетку, плачу и кусаю губы до крови… В памяти всплывает страшный день
рождения… Убитые люди, и мы… случайно оставшиеся в живых. Я начинаю бояться
собственных мыслей, не хочу об этом думать, но у меня не получается. Спящий муж
улыбается во сне и пытается положить на меня руку, изображая что-то вроде объятий.
Но я не даю ему этого сделать, потому что не чувствую ничего, кроме
раздражения. Когда он кладет на меня свою руку, мне всегда кажется, что он
хочет ее на меня наложить… Наложить ее на мое тело, на мою душу, на мое
сознание, на всю мою жизнь. Чтобы я почувствовала боль и начала задыхаться…
– Нинок, ты меня любишь? – ни с того ни с сего
спросил он прямо во сне, не просыпаясь.
– Любишь.
– Сильно любишь?
– Нормально люблю.
– Ты так отвечаешь, будто я спрашиваю, какой
хлеб ты предпочитаешь – черный или белый.
– Как спрашиваешь, так и отвечаю.
– А ты чего не спишь?
– Сплю.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи. Скоро уже светать начнет.
Борис повернулся на другой бок и громко
захрапел. Я встала, уселась на подоконник, смотрела в окно и боролась с
тошнотой, которая была результатом невообразимого нервного срыва и хронического
недосыпа. Мутная одурь давила на мозг. В домах напротив зажигались окна, я
представляла, как собираются на работу незнакомые люди, и остро чувствовала
свое одиночество. Я посмотрела на спящего мужа. После того что произошло, между
нами появился барьер, который вряд ли удастся сломать.
Я вышла из комнаты. На кухне горел свет.
Маринка пила крепкий кофе и курила сигарету за сигаретой. Выглядела она ужасно.
– Марина, ты не ложилась еще?
Сестра усмехнулась:
– На том свете высплюсь. Скоро так буду спать,
что даже если кто и захочет меня разбудить, то уже не сможет этого сделать.
Извини. Это черный юмор.
– Мне надоел твой черный юмор.
– Я же тебе сказала «извини». Ты тоже
выглядишь паршиво. Ты-то спала?
– Пыталась, но у меня ничего не получилось. Не
смогла.
– А Борис?
– А что ему? Дрыхнет как убитый. – При слове
«убитый» я слегка смутилась и быстро спросила: – А ты что, всю ночь кофе пила?
– Пила.
– Так же сердце посадить можно.
– Да Бог с ним, с сердцем… У меня уже все на
свете посажено. И сердце, и душа – все…
Заметив у дверей сумку с вещами, я удивилась:
– Что это?
– Моя сумка.
– А зачем ты ее в коридоре поставила? Чтобы
все спотыкались?
– Она тебе мешает?
– Очень.
– Не переживай. Скоро уберу. Сейчас на дорожку
еще пару минут посижу и буду собираться.
– Куда?
– Домой. В Питер. Я позвонила. Самолеты с
девяти утра летают. Билеты – свободно. Цены нынче кусаются, не всем по карману.
А мне можно и шикануть, в дальнейшем, может, и не придется.
– Чего ты вдруг собралась?
– Хорошего понемножку. Погостила, и хватит. Я
ведь и в самом деле попрощаться приехала. Извини, если что не так. Ты всегда
была хорошей сестрой. Можно сказать, самой лучшей сестрой на свете. Не держи на
меня зла. – Марина высоко подняла голову и постаралась выдавить из себя улыбку,
но то, что у нее получилось, напоминало нервный тик.
– Ты хочешь сказать, что я тебя больше не
увижу?
Борис, вероятно, почувствовал мое отсутствие,
проснулся и пришел на кухню. Откровенно зевнув, он потер заспанные глаза и
посмотрел на часы:
– Уже утро, что ли?
– Утро, – в один голос ответили мы. – Семь
часов.
– А вы еще не ложились? Ну вы даете… А сумка в
коридоре? Вы куда-то собрались?
– Это я собралась. – Маринка посмотрела на
часы.
– Куда? – не сразу понял Борис.
– Домой. В Питер.
– Так тебе же нельзя домой… Тебя же убьют
сразу…
– А у меня выбора нет. Какая разница, где меня
убьют, здесь или в Питере. Лучше сдыхать на родной земле, в родных стенах.
Борис опустил глаза и стал нервно топтаться на
месте, как нашкодивший школьник.
– Маринка, ну что ты говоришь, ей-богу! –
пробормотал он.
– Я сама свою жизнь загубила. Обижаться не на
кого. Если только на саму себя. Так что, ребята, я на вас зла не держу. Сама в
это дерьмо влезла, сама должна и расхлебывать. По-другому просто никак.
– Я сегодня же постараюсь сделать все
возможное, чтобы побыстрее деньги для тебя выдернуть. Приложу все усилия, –
решительно сказал Борис.
