Рассказы
Господи, как же больно об этом вспоминать.
Больно-то как. Казалось бы, прошло столько лет, а вспоминать об этом
по-прежнему больно.
В тот день меня знобило, и ты сказал, чтобы
я осталась дома. Странно, но я не чувствовала симптомов простуды. Я знала, что
меня знобит от нервов, только я никак не могла понять, почему я нервничаю. Ты
всегда хвалил меня за мою интуицию, получается, что в тот день я ощущала
приближение беды, во мне бурлило предчувствие чего-то плохого. Ты заставил меня
надеть свитер, несмотря на то что я говорила тебе, что мне не холодно, и в
квартире было тепло. А затем приготовил чай и вопреки моей воле стал поить меня
маленькими глотками, поставив передо мной чашечку с медом. Ты поехал на встречу
один, вопреки моим уговорам никуда не ехать и остаться дома вместе со мной. Ты
говорил, что эта встреча очень важна, что ты не можешь ее пропустить и что как
только ты освободишься, то сразу вернешься домой. А я… Я словно чувствовала,
что ты больше уже никогда не приедешь. Я пыталась тебя остановить, но не
смогла, потому что ты принадлежал к числу тех людей, которые твердо шли к своей
цели и никогда ни перед чем не останавливались. Я говорила тебе о том, что в
последнее время происходит что-то не то и что ночами мне становится
по-настоящему страшно и я больше так не могу. Но ты улыбнулся, сказав, что я
слишком эмоциональна, что все будет хорошо, просто я слегка приболела и мне нужно
хорошенько выспаться. Прижав меня к себе, ты поцеловал мою макушку и хлопнул
дверью. Я выбежала на балкон, посмотрела, как ты садишься в свою машину, и
проводила тебя грустным взглядом. А затем зазвонил телефон, и в нем опять
послышалось молчание. Точно такое же, как и все последние дни. Телефон звонил
иногда днем, а иногда ночью. На том конце провода – тишина, ни единого звука.
Пустота в телефоне доконала меня окончательно. Выдернув шнур из розетки, я
просидела полчаса, тупо смотря в стену, а затем пулей выскочила из квартиры,
встретив в подъезде недоумевающую соседку, которая не могла не уколоть меня
репликой по поводу того, что на улице жара, а я иду в свитере. Поймав первую
попавшуюся машину, я назвала загородный ресторан, в котором ты должен был встречаться
со своим партнером, и, сев на заднее сиденье автомобиля, попыталась унять еще
большую дрожь по телу, но это оказалось для меня непосильно. Водитель с опаской
смотрел на меня в зеркало заднего вида и несколько раз спросил, не может ли он
мне чем-нибудь помочь. Я ответила ему, что хочу, чтобы он довез меня как можно
быстрее. А затем я достала сигарету и стала нервно курить. Моя рука так
тряслась, что сигарета несколько раз падала на пол. Когда мы подъехали к
ресторану, я увидела много машин и какое-то непонятное скопление народа. Машина
еще не успела остановиться, а я уже почти из нее выскочила и, подвернув ногу,
бросилась к стоящей толпе. Таксист крикнул мне вслед, что я сумасшедшая, что я
должна рассчитаться за проезд, но я уже ничего не слышала. Я бежала туда, где
стояли люди.
Ты лежал на земле лицом вверх, а твои глаза
смотрели в небо. На твоей рубашке проступили красные пятна, а под тобой
вырисовывались темные лужицы. Я стояла как вкопанная иубеждала себя, что это
всего лишь дурной сон, что сейчас ты встанешь, откроешь глаза, улыбнешься,
скажешь мне, что все это дурацкая шутка, что я одета не по погоде и что этот
нелепый сон не заслуживает моих слез. А мне как раз сегодня ночью снился
воробей. Такой маленький, серенький и какой-то грязненький. Он сидел на карнизе
и стучал клювом в мое окно. Когда я утром рассказала тебе о том, что мне
приснилось, ты, как всегда, улыбнулся и отметил, что я всегда обращаю внимание
на ненужные мелочи.
Когда я бросилась в твою сторону и встала
перед тобой на колени, по толпе пролетело слово «жена». Тогда я еще плохо
понимала, что ты уже мертв, я кричала, почему до сих пор не вызвали «Скорую»,
трясла тебя за плечи в надежде, что сейчас ты откроешь глаза или подашь хоть
какой-нибудь знак в доказательство того, что ты жив. Но ты лежал без движения и
не реагировал на мои мольбы и просьбы не оставлять меня одну и защитить от тех
невзгод, которые на нас навалились в последнее время. А потом рядом со мной
появился Вадим. Он положил руки на мои плечи и сказал мне о том, что приехали
сотрудники милиции, что я должна отойти и не мешать им работать. А я… Я не
понимала, как я могу от тебя отойти. Как я могу отпустить твою руку? Прекратить
целовать твои холодные губы?!
«Скорая помощь»… Милиция… Когда мне
говорили, что ты мертв, до меня плохо доходило, что это такое. Вадим отвел меня
в сторону, а подошедшие «добрые люди» наперебой рассказывали мне о том, что,
как только ты вышел из своей машины, из стоящей неподалеку старенькой иномарки
без номеров раздались выстрелы. Некоторое время ты еще мог стоять на ногах и
даже успел достать свой пистолет, но так и не смог им воспользоваться. Ты
что-то протяжно закричал, захрипел и повалился на землю. Иномарка рванула с
места и пропала бесследно. А затем наступила тишина, точно такая же, как до того,
как тебя убили. Играла лишь легкая музыка из приемника у стоящего неподалеку
шашлычника, который тут же бросил готовить свои шашлыки и стал звать на помощь.
Вадим прижимал меня к себе, смахивал мои
слезы, винил себя за то, что не приехал на эту встречу первым, потому что смог
бы заметить подозрительную иномарку и, возможно, успел бы спасти тебе жизнь. А
я смотрела глазами, полными ужаса, на растекающуюся и увеличивающуюся под тобой
лужу крови и не могла понять, почему все так нелепо закончилось. Я рассказала
Вадиму про свой ночной сон. Про мокрого, грязного воробья, который упорно
стучал клювом в мое окно и наводил на меня панический ужас. Вадим постоянно
гладил меня по голове и говорил, что это просто недоразумение. А я смотрела на
небо и спрашивала его о том, где же тогда справедливость?
Люди в форме пытались меня о чем-то
спрашивать, но, глядя на мою усиливающуюся лихорадку, прекратили это делать. Я
не осознавала, что от меня требуется, тогда меня просто оставили в покое и
стали расспрашивать Вадима, который в отличие от меня понимал смысл задаваемых
ему вопросов и давал вполне вменяемые и внятные ответы. Я курила сигарету за
сигаретой, стряхивала пепел прямо на свои туфли и ощущала, как по моим щекам
текут слезы.
