— Габриэль Фокс. — Ладонь у него теплая и чуточку влажная. — Психотерапевт, работаю в Оксмитской клинике.
Доктор Фрейзер Мелвиль, который, я очень надеюсь, окажется не каким-нибудь психом, искоса разглядывает мое лицо с интересом судебного эксперта.
— Ну что, вернемся на поле битвы? — спрашивает мой новый знакомый. У самого входа, за кустом в кадке, прячется незанятый столик. Когда мы до него добираемся, доктор Мелвиль придвигает стул и усаживается ко мне лицом. — А вы, значит, из Лондона.
— Читаете по лицам?
— Представьте себе.
— Значит, вы из какого-нибудь нового вида городских антропологов?
— Нет. Зато я шотландец, а одна белая овца всегда разглядит другую.
— Ну в моем-то случае дело не в Лондоне, а в кресле. — Звучит гораздо воинственнее, чем я собиралась. — Но раз вы оказались физиком, можно я вас попытаю? У меня есть один пациент, страдающий своего рода экогеологической манией.
Высокий шотландец улыбается. Это зеленое пятнышко в его глазу — что-то в нем есть симпатичное. Словно тропическая рыбка — запрыгнула и решила остаться. И зубы. Зубы доктора Фрейзера Мелвиля мне тоже нравятся. Белые, ровные и не слишком мелкие для его лица. Для меня это важно. На вид ему — хотя это как раз и не важно — лет, наверное, сорок.
— Ради бога. Но скажу честно: вряд ли я здесь задержусь. Терпеть не могу и приемы, и этот идиотский костюм. Через дорогу отсюда есть индийский ресторанчик, где нас не отравят.
Спокойно посидеть за тарелкой карри, счастливо избежав давки у буфетных столов, — перспектива заманчивая. К тому же шотландский акцент Фрейзера Мелвиля достаточно забавен, хочется послушать его еще. И мне нравится его отношение к благотворительным приемам.
— Но если вы предпочитаете остаться здесь, в компании со здешними… э-э-э… закусками.
Покосившись на как раз проплывающие мимо зеленые бутерброды, я мотаю головой:
— Моя очередь для чистосердечных признаний. Можете мне поверить, тряпка, которая на мне, в плане дискомфорта ничем не уступает вашему наряду. Если оценивать по десятибалльной шкале, мои мучения приближаются к семерке.
— Может, и неудобно, зато очень вам идет, — говорит он, изучая мое декольте с нескрываемым интересом. — Простите за откровенность, но смотреть на вас — одно удовольствие.
Чего уж там, выставила напоказ — так не жалуйся. Хотя ситуация все равно щекотливая.
— Подруга прислала. Она любит модные вещи, — торопливо отвечаю я, чувствуя, что заливаюсь краской — начиная от пресловутой части тела и заканчивая лицом, которое идет пятнами, как тест Роршаха
[4]
.
— Габриэль Фокс, вы явно голодны. Позвольте?
Он разворачивает мое кресло, и всю дорогу через кухонный бедлам меня не оставляет чувство, будто я — младенец, похищенный эксцентричным дядюшкой.
На улице я беру управление на себя. В теплом воздухе ощущение кухонного жара уходит не сразу. Румянец тоже еще не сошел до конца. Пока мы движемся бок о бок к пешеходному переходу, я раздумываю, не сказать ли, что сегодня у меня день рождения. Нет, неудобно: мой новый знакомый предложит заплатить за ужин, а этого допускать нельзя. На краю тротуара я останавливаюсь, но мой спутник, не задумываясь, ступает на проезжую часть, вынудив двух водителей ударить по тормозам. Не к месту развеселившись, говорю себе, что, похоже, очутилась в компании человека не только энергичного, но и опасного.
«Индийская сказка» с ее восточными ароматами, приглушенным освещением, велюровыми обоями и преобладанием в интерьере всех тонов красного — типичный ресторанчик в англо-индийском стиле, обстановка которого не менялась годов этак с семидесятых. Уютно устроившись за тихим угловым столиком, физик рассказывает мне о том, что переехал в Хедпорт из Инвернесса полгода назад, после того, как здешний университет предложил ему научный грант. Его специальность — теоретическая и прикладная физика. Тема, которой он занимается в настоящее время — гидродинамика, — охватывает широкий спектр проблем, но его докторская диссертация посвящена в основном кинетике, давлению и динамике океанских течений.
— Правда, потом я решил расширить задачу и занялся изучением метеорологии, а теперь пытаюсь разобраться в турбулентности воздушных потоков. Хочу выяснить, почему молекулы движутся именно так, а не иначе. Вот вы, например, знали, что перемещение птичьих стай, рыбьих косяков, роящихся насекомых подчиняется вполне определенным физическим законам? Со стороны их движения кажутся случайными, но в них есть своя логика. В последнее время появилось множество новых теорий, для объяснения которых пришлось бы рисовать на салфетке длинные математические формулы, что конечно же вгонит вас в смертельную скуку. Расскажите-ка лучше о своем пациенте.
«Погодите! Сначала обо мне! Это же мой день рождения!» — чуть не срывается у меня с языка. Нет, даже если я придумаю какой-нибудь способ сообщить ему сей факт, не выставив себя глупой девчонкой, все равно это прозвучит неуместно и жалко. Он удивится и задаст себе резонный вопрос: почему я здесь, а не с друзьями? И я тоже начну об этом думать и в итоге приду к самым печальным выводам. Мы заказываем папады и красное вино — резковатое, но приятное, — и я рассказываю ему о Бетани. Вернее, о «пациентке Б.», потому что в последнюю минуту вспоминаю-таки о врачебной тайне. Рассказываю о ее религиозном детстве, о синдроме Котара, об улучшении после электрошока, о том, что она умна и упряма, о ее воинствующем цинизме, о ее рисунках. Похоже, мне давно пора было выговориться, потому что меня словно прорвало. Наверное, он решит, что я помешана на пациентке Б. Но даже если это и так, какое же облегчение — поговорить о ней с посторонним, с человеком, который никогда с ней не познакомится.
— Такое ощущение — неприятное, надо сказать, — что она все время с тобой играет. И твердит, будто способна предсказывать природные катаклизмы.
— Метеорологические или геологические?
— И те и другие. Не далее как позавчера она заявила: в Шотландии будет смерч. Так и вышло.
— Тот самый, что в Абердине?
— Должна признаться, я даже немного испугалась.
Он улыбается:
— И напрасно, потому что это чистой воды совпадение. Небольшие смерчи возникают гораздо чаще, чем принято думать. В том числе и у нас, в Англии. Дело закрыто. Продолжайте.
— Вдобавок она якобы улавливает что-то там в крови людей. В крови, в воде, в камне.
— Между ними гораздо больше общего, чем вы думаете, — замечает Фрейзер Мелвиль, стягивает с шеи галстук и сует его в карман. Приносят папады, и он с пылом набрасывается на еду. — Почему бы вам не записать ее россказни? А еще лучше — попросите ее.
— Мне и просить не надо. У нее целые тетради рисунков. Но я не углублялась в расспросы. С фантазиями больных лучше не спорить и не соглашаться.
