— У миссис Зарнак, вашей хозяйки, сложилось впечатление, что…
Рассмеявшись, качаю головой:
— У бедняжки буйная фантазия, склонность к романтике и слишком много досуга. Миссис Зарнак — преданная подписчица журнала «Настоящая жизнь». Который, как вы знаете, специализируется на историях из жизни больных и убогих, преодолевших непреодолимые препятствия и нашедших любовь до гроба. Жаль, но придется ее разочаровать. Вы что, всерьез полагаете, будто у меня может быть какая-то любовная жизнь?
Похоже, этот довод заставил его призадуматься.
— Доктор Мелвиль был женат, — говорит он предостерегающим тоном, как будто я пытаюсь выкинуть некий, как он выразился бы, «фокус».
— На лесбиянке. Можете проверить.
Любопытно, но ожидаемо — на этом его вопросы иссякают. В наступившей тишине мы синхронно представляем Фрейзера Мелвиля в бангкокском баре, где он угощает смазливого мальчонку каким-нибудь приторным коктейлем. Интересно, Кавана тоже видит цветок жасмина в волосах малолетнего жреца любви? Печаль в раскосых глазах? Я делаю скорбное лицо, и мы позволяем себе понимающе приподнять уголки губ, молчаливо соглашаясь: да, у всех свои слабости, но мы такие вещи не одобряем. Может статься, мы оба сожалеем, что в кругу моих знакомых есть такой человек, как Фрейзер Мелвиль, хотя, с другой стороны, инвалиду, конечно, выбирать не приходится. Детектив пожимает плечами, отгоняя навеянное нашим тайским видением брезгливое чувство.
— А отец Бетани? — перевожу я разговор. — Полагаю, ему сообщили о травме. Он-то ведь знал, что она лежит в больнице?
Детектив Кавана разглядывает свои ладони с таким видом, словно перед ним высшие существа, с которыми он должен посоветоваться.
— Доктор Шелдон-Грей рассказал мне о вашем необычном визите к Леонарду Кроллу. — Кавана выжидающе замолкает, но я снова с головой погрузилась в созерцание узоров на ламинате. — Так вот, у преподобного отца есть алиби. Но давайте лучше поговорим о вашей встрече. Вы ко всем родителям наведываетесь? Вот так, инкогнито?
— Нет.
— Что же вас побудило на этот раз?
— Бетани Кролл — далеко необычная пациентка. Наверное, я надеялась, что с помощью ее отца мне удастся найти ключик к ее выздоровлению.
Детектив снова изучает ладони. Такие руки легко представить сжимающими гирю в спортзале.
— И как, удалось?
Тут он бросает на меня испытующий взгляд. Наши глаза встречаются. Краска стыда, поднимающаяся от груди к горящим щекам, на этот раз неподдельна — свидетельство моего полного, сокрушительного поражения.
— Нет. Не удалось.
Дома меня ждет письмо — среди россыпи рекламных листков и прочей макулатуры на коврике лежит конверт с надписью: «Региональное управление». Того, что в нем написано, можно было ожидать, но я все же чувствую укол оскорбленной профессиональной гордости, читая ровные уклончивые параграфы за авторством управляющей по персоналу мисс Стефани Бактон. Похоже на школьные характеристики, которые когда-то составляли сестры: «Габриэль — одаренная ученица, но склонна усложнять себе жизнь». История повторяется? Может, я снова натворила бед?
Похоже, что так.
Меня отстранили от занимаемой должности. С немедленным эффектом.
Негодование вскоре перерастает в ярость. Окажись эта мисс Стефани Бактон сейчас здесь, она бы познакомилась с моим «громовым яйцом». Близко познакомилась.
Швыряю письмо в мусор. Еду на кухню, плещу в лицо холодной водой. Минуту спустя я с большим, чем обычно, остервенением выбрасываю и остальную корреспонденцию. И вдруг вижу открытку. Чудо, что я ее вообще заметила. Никто из моих знакомых открыток не пишет: этот обычай канул в Лету вместе с двоюродными бабушками, кружевными салфеточками и кофейными термосами. Но вот он — красочный прямоугольник с изображением Эдинбургского замка. На переднем плане стоит волынщик с комично надутыми щеками и волосатыми коленками, гордо выглядывающими из-под килта. Переворачиваю открытку. На обороте — знакомый почерк. Почерк, который я впервые увидела в своем кабинете, на адресованном Джой Маккоуни прощальном послании.
«Салют, Немочь!
Боюсь, второпях я даже не попрощалась с тобой толком. Не переживай. Со мной все в порядке.
С электрическим приветом,
Пациентка Б.».
Случается, инстинкт заставляет тебя резко свернуть. Не успеешь моргнуть, а дело сделано, и перед тобой предстает изменившаяся до неузнаваемости карта мира: новые, незнакомые дороги, от которых, возможно, зависит твоя жизнь.
Доверившись инстинкту, еду в полицейский участок. Вручив открытку дежурному офицеру, следующие полчаса я провожу в тесной кабинке, украшенной постерами с графиками преступности и номерами «горячих линий». Детектив Кавана встречает новость без малейшей радости и даже, пожалуй, с неудовольствием, которое граничит с грубостью. Открытка, отправленная Бетани из Эдинбурга, только «мешает ходу расследования», заявляет он с суровым видом. «Скорее всего, это попытка сбить полицию со следа».
— С вашей профессией недоверие вас, должно быть, в крови, — говорю я.
— Вы уверены, что почерк принадлежит Бетани?
— Абсолютно. Хотите, устройте экспертизу.
В ответ — испепеляющий взгляд: видимо, графологи уже трудятся вовсю.
— Она когда-нибудь упоминала друзей или родственников в Шотландии?
— У таких детей нет ни друзей, ни родственников. И о Шотландии она ни разу не заикалась.
— По-вашему, это закодированное послание?
Объясняю, что «электрический привет» — шутливый намек на электрошоковую терапию, а «Немочь» — прозвище, которое, с типичным для нее дурным вкусом, она придумала для меня. Кто такая «пациентка Б.», объяснять, надеюсь, не нужно. В остальном же никаких кодов нет. Скажите, чем я могу помочь?
Кавана вздыхает:
— Поезжайте домой и ждите. Если она опять с вами свяжется, позвоните по этому номеру. — Вручает мне визитку. — А если по каким-то причинам вам понадобится уехать из Хедпорта, предупредите меня заранее и сообщите, где вас искать. Если она объявится, вас могут срочно вызвать.
За дверью в мою квартиру звонит телефон. Ответить я не успеваю, но это уже десятый пропущенный звонок, все с одного номера, из чего можно заключить: чье-то больное воображение разыгралось не на шутку. Но чье? Не проходит и минуты, как звонят снова. Джой, вне себя от тревоги. Узнала о похищении Бетани. Вернее, о «побеге», как называет его она.
— Если это ваших рук дело, знайте: вы сами не догадываетесь, что натворили. Я же вас предупреждала!
— Я тут ни при чем.
— Неужели вы не понимаете: теперь весь мир в опасности? Неужто до вас не дошло? — Ее волнение почти осязаемо. — Когда-то и я была такой же наивной. Не верила в людское зло. А теперь верю. Дай ей волю, она уничтожит всю планету. — Упорство, с которым Джой цепляется за абстрактное понятие, лишь бы исключить любую случайность, вызывает во мне скучающее сочувствие. Вот только я ничем не могу ей помочь. — Если вы знаете, где она прячется…
