Возвращаюсь к остальным. Физик выволакивает через заднюю дверь наши сумки и грузит их в серый «хэтчбэк». Все вокруг выглядит иначе, как будто я не вижу дом, а вспоминаю его, оглядываюсь на эту сцену из далекого будущего. Мое тело пересекает невидимая черта, ниже которой я ничего не чувствую. Выше, в той части, где еще сохранились нервные окончания, словно морская анемона, сжимается какая-то мышца. Я прижимаю ладонь к коже и почти чувствую, как разрастается во мне чужеродное нечто — будто паразит, которому известно больше, чем мне. Существо, обладающее сознанием и волей.
Оно кричит «нет».
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Глава пятнадцатая
В дорожной сутолоке Норфолка мы заурядны, а значит — невидимы: серый «ниссан-гибрид», в котором средних лет мужчина, не превышая дозволенной скорости, по не слишком живописному шоссе везет свое маленькое псевдосемейство в Лондон. Слева от нас тянется хмурое стальное море; справа — однообразие голых полей, среди которых нет-нет да мелькнет случайный островок урбанизма: промзона, кемпинг, офисный городок или придорожная забегаловка с рекламой кофе, хот-догов, кока-колы и беспроводного Интернета. Навигатор, которому я задала условие избегать главных трасс, доведет нас до Ярмута, потом направит вдоль побережья — через Лоустофт, Олдборо и Феликстоу, а затем, параллельно устью Темзы, — на запад, к Олимпийскому стадиону. Как пройдет наше спонтанное путешествие на деле — предсказать невозможно, поскольку фактор неизвестности в лице малолетней психопатки способен сорвать любой план. Пока она послушно играет свою роль. Когда Фрейзер Мелвиль заехал на заправку — запастись провизией и, по настоянию Бетани, огромным пакетом попкорна, — она проскользнула в туалет с пригоршней тюбиков и вынырнула в обличье размалеванной готической стервы. Ни на нее, ни на нас осо бого внимания никто не обратил. И все же доверять ей нельзя. Вот она — разлеглась на заднем сиденье в россыпи взорванных зерен, стреляет глазами по сторонам, вертит головой в жутковатом шлеме щетины — цепной зверь, который ждет своего часа. Время от времени она писклявым голоском Мардж Симпсон читает надписи на рекламных щитах: «Нужен кредит? Звоните по номеру 0870-101101! Горячие завтраки! Ешь сколько влезет!» За исключением этих тирад путешествие проходит в молчании. Каждый из нас блуждает в своих мыслях.
Мои — тревожны. Я опускаю стекло, и в ноздри тут же ударяет зловоние — как будто луна ненароком сгнила и над океаном разносится ее смрадное дыхание, которое некстати напоминает мне, что остров — тюрьма. Если случится чудо и мы доберемся-таки до надежного убежища — что нас там ждет? Какое существование уготовано мне в душном, затопленном, разоренном мире, с разрушенными коммуникациями, нехваткой ресурсов и отсутствием легких способов добывать пищу? Придется ли нам грабить супермаркеты, чтобы разжиться водой в бутылках, сахаром и рыбными консервами? Сажать капусту? А если нам понадобится оружие, кто из него будет стрелять и в кого? Ясно одно: если я в чем-то и уверена, так это в том, что катастрофы не будет. А если она случится, то мы все умрем, быстро и безболезненно. Просто нажмем на внутреннюю кнопку «стереть» и мгновенно прекратим свое существование. Раньше мысль о смерти меня не пугала — наверное, потому, что я уже целовалась с костлявой. Теперь же, когда за пирамидами облаков маячит призрак угрозы, я вдруг понимаю: возобновить это знакомство я не готова. Хотя бы потому, что, как любой нормальный человек, боюсь боли.
Что за люди живут в этих экообщинах? — спрашиваю я полушепотом. Все мои попытки мысленно нарисовать подобное место сводятся к тому, что перед глазами встают фотографии из журналов: ряды горбатых, облепленных солнечными панелями домишек; вьющиеся растения на внутренних стенах; ветряки; засеянные пенькой и свеклой поля; пруд, в котором разводят рыбу; чумазые малыши в резиновых сапожках. Это плюс усвоенное из лекции Модака о незавидных перспективах гомо сапиенс как вида — вот и все мои скудные познания.
— Фермеры, доктора, инженеры, — отвечает Фрейзер Мелвиль, не сводя глаз с дороги. Счастливчик: ему есть чем занять голову. — Нужные люди.
— Физики, палеонтологи, старые хрычи-пессимисты, климатологи-педерасты, психологи-неудачники, — подхватывает Бетани. — И тинейджеры. На развод.
Наверное, после этой реплики я должна бы плакать, но меня почему-то разбирает смех. Чуточку истеричный, но все же.
— Я как-то побывал в одной из таких общин. В Канаде, — говорит Фрейзер Мелвиль. — Там приходится полностью перестраивать мышление. Изменять весь ход своих мыслей.
— В какую сторону? В плохую или хорошую?
Физик пожимает плечами:
— В правильную. — И, взглянув на экран навигатора, добавляет: — До стадиона осталось два часа.
Напряженно-сосредоточенное, его лицо похоже на маску.
— Производственная травма? — вопрошает Мардж Симпсон. — Какая вам положена компенсация? Обращайтесь к нашим специалистам! «Профи-консалт» — новое слово в финансовом планировании!
Какое-то время назад звонил Нед. Мы договорились, что встретимся в центре стадиона, а пока будем держать связь по телефону. Он посоветовал следить за новостями и быть начеку: если имя Бетани свяжут с готовящимися событиями, дело может принять скверный оборот.
Можно подумать, сейчас у нас все в порядке.
Когда я очнулась после аварии, в моей жизни воцарился принцип: «день прошел, и слава богу». Правда, бывало, что счет шел не на дни, а на минуты, а если боль становилась невыносимой — на отрезки секунд по десять. Лекарства помогали, но остальное зависело от моего некогда презираемого умения обманывать себя. Теперь, когда обозримое будущее съежилось до нескольких часов, этот принцип снова обрел актуальность. Во время войны в бомбоубежищах творились настоящие оргии. И теперь я с кристальной ясностью понимаю почему.
Мы въехали в джунгли дешевых многоэтажек, закусочных и автосвалок, погребенных под остовами разобранных на запчасти машин. Я снова приоткрываю окно. Бетани вопит «Офигела?», а Фрейзер Мелвиль протестующе кашляет. У вони появился новый оттенок — ржавчины. Сдерживая вулканический рвотный позыв, жму на кнопку стеклоподъемника и думаю, что отсюда начинается новая, неизведанная территория сознания.
Надо бы попросить бейджик.
С каждым километром запах становится все сильнее. Почему — выясняется, когда в одиннадцать часов мы включаем телевизор. В Британии, Скандинавии и Северной Европе побережья завалены разлагающимися трупиками медуз. На снимках из космоса видно, как они тучами наплывают на сушу. Кадры с земли показывают плавучие армады, собравшиеся вокруг берегов студенистыми концентрическими кругами — как будто некий безумный великан решил украсить пляжи гирляндами из пузырчатой пленки. Фрейзер Мелвиль стискивает руль.
— Почуяли неладное, — говорит он.
Через пару минут дорога выводит нас к берегу, и нам представляется шанс увидеть это зрелище наяву. Освещенный осколком солнца, пляж блестит и переливается. Какое-то время мы немо взираем на сияющую потусторонним светом склизкую массу. Затем физик показывает на небо, где кружит черная стая. Вскоре птиц собирается столько, что они заслоняют полнеба.
