Глава 7,
в которой уклоняющийся самец пытается интегрироваться в «Упитом Вороне»
Тандер-Спит ценит свое наследие, как старое, так и новое: древнюю меловую почву; суперновый культурно-спортивный центр; свою известность среди ботаников-любителей широким разнообразием видов осоки («осоковая столица Англии», как выразились в «Туристе»); близость к электростанции Ганимед; сахарную свеклу; поликультуру пастернака; историю беспрецедентной трусости во время чумы 1665-го; черепаховых кошек; две бензоколонки; реку Флид, завоевавшую премию за Борьбу с Загрязнением 1997-го; передвижные пункты видеопроката; постмодернового священника; нетерпимость к «нью-эйджевым» туристам; доисторическое ископаемое прошлое; электронные, дорожные знаки, определяющие скорость и мигающие надписью: «СБРОСЬ СКОРОСТЬ, ТЫ ЕДЕШЬ СЛИШКОМ БЫСТРО», если транспорт движется по главной улице быстрее 50 км/ч; Великое Наводнение 1858-го; свое раннее и беззаветное увлечение сельскохозяйственными фосфатами.
Все это я узнал у Нормана Ядра, моего первого тандерспитца. Я встретил его в «Упитом Вороне». Я приехал в шесть вечера и подумал: первая остановка – пиво. И похлопал «нюанс» по заднице. Молодец, крошка. Я припарковал машину сзади у бара, возле набережной. Напротив через стоянку я разглядел центр сдачи экзаменов на водительские права и щит с рекламой «Люкозейда
[45]
», крошечные на фоне неба. Слишком много неба, подумал я, закрывая машину – чик! – дистанционной пищалкой. По сравнению с домами и землей неба столько, что оно как будто давит на тебя. В этом плане агорафобия, наверное, похожа на клаустрофобию. Я посмотрел туда, где ожидал увидеть море, но обнаружил лишь бетонное заграждение, испещренное странно многообещающей граффити:
НЕ ПЕЙ ЗА РУЛЕМ – ЛЕТАЙ ПОД КРЭКОМ!
РОЗ И БЛАНШ
[46]
ШЛЮХИ
УРБАНИСТИЧЕСКИЙ ХАОС
Забудь про географию, сказал я себе, толкая распашную дверь паба. Сконцентрируйся на обществе.
И сквозь приветливый сигаретный чад «Упитого Ворона» я впервые по-настоящему взглянул на городок, которому суждено было стать моим новым домом. Окна паба были сделаны из толстого «старосветского» стекла, но в более прозрачной части я различал черный мрачный силуэт церковного шпиля и ряд бетонных столбиков. Женщину в зюйдвестке тащила через главную улицу бордер-колли. Ручка поводка напоминала гигантский курок. На собаке висела яркая, космического дизайна курточка – такую мог бы заказать мальчик лет шести, если бы бабушка предложила ему связать классный свитер. Черт бы побрал этих домашних зверюшек и их хозяев, подумал я. По крайней мере, здесь я буду иметь дело с сельскохозяйственными животными. Мистер Дженкс из Ассоциации Ветеринаров что-то говорил об «овцах Лорда Главного Судьи». Это еще что, мать их? Я прикончил пиво и пытался убедить себя прогуляться за вторым, когда увидел, как мне машет у барной стойки толстяк.
– Чужак среди нас! – крикнул он через зал. – На что спорим, ты новый ветеринар?
И двинулся ко мне с двумя пинтами горького пива. Пена текла по стенкам кружки прямо на красный узорчатый ковер; толстяк шел осторожно, словно в открытом вагоне перевозил собственный пузырь. Затем водрузил пиво на фланелевые салфеточки и облегченно плюхнулся возле меня. Обитый красным велюром стул вздрогнул.
– Добро пожаловать в Тандер-Спит, приятель. Ты среди друзей.
– Считаю за честь быть здесь, – ответил я, хотя ничего из виденного в Тандер-Спите меня пока что не очаровало. – Обожаю сельскую местность. Ездил в эти края на пикники по выходным – в детстве. Флажки на замках из песка. Здорово.
Мы пожали руки.
– Сам де Бавиль, – представился я, с удовольствием отметив, что собеседника это впечатлило.
Он сказал, его зовут Норман Ядр.
– Нормально добрался? Увидел, как ты подъезжаешь, из комнаты мальчиков – показывал Биг-Бену фаянс. Заметил твою «ауди». – Он показал большой палец. – Отличная тачка. «Нюанс», если память не изменяет?
– Точно. Турбо.
Несмотря на запах отрыжки, невозможно не ощутить симпатию к человеку, который угостил тебя пивом и способен оценить красоту блестящей красной рамы. Норман сказал, что работает в страховании, и за свои грехи мотается каждый день в офис в Ханчберг. Он оказался активным членом городского совета, а также заядлым «сделай сам»-овцем.
– Можно сказать, фанатиком. С фрезой обращаться я мастер, пусть это и мое мнение. Так что нужен будет совет – только звякни. – Что-то в его манере разговора показалось мне знакомым; впрочем, ничего утверждать не берусь. – Итак, мой юный Сам, – продолжал Норман. – Чем обязаны такому счастью?
Я знал, что этот вопрос рано или поздно всплывет, и сформулировал пару ответов, не касающихся Жизели, по дороге сюда – пока примерял новые маски. Хорошо разбираясь в процедуре жалоб на ветеринаров, я подсчитал, что до встречи с глазу на глаз с миссис Манн у меня полгода. Если не больше. По моим сведениям, большинство жалоб отзывались, как только владелец заводил нового псевдоребенка. Безграничная надежда.
– Сыт по горло домашними зверьками, – объяснил я Норману – Они слишком…
– Прирученные? – загоготал мой собеседник. Я не выдержал и тоже рассмеялся.
– Значит, за дикой природой? – переспросил Норман. – Будет тебе дикая природа. Моя жена Эбби разбирала чердак, устроила по весне генеральную уборку в стиле «помой и выстави» – мы добились от комитета разрешения на ремонт. Это здание, Старый Пасторат, давно в списках – но ждать пришлось уйму времени, мать их. Так вот, знаешь, что мы там нашли?
Я понял, что он ждет ответа, и напряг мозги:
– Винтажную японскую порнографию?
– Холодно, приятель.
– Скелет в шкафу?
– Уже теплее. По правде сказать, коллекцию звериных чучел.
У меня упало сердце: я знал, что будет дальше.
– Фамильное наследие Эбби, храни ее бог, – продолжал Норман. – Некоторые аж девятнадцатого века. В семье, должно быть, когда-то водился таксидермист. Эбби говорит, там полно пыли, хочет все выбросить. Хочешь глянуть?
Наверное, с таким сталкиваешься в любой профессии. Ты адвокат, и тебя спрашивают, защищал ли ты хоть раз заведомо виновного. Ты мусорщик, и у тебя интересуются, находил ли ты в урне пачку банкнот. Ты врач, и тебе предлагают осмотреть их геморрой. Ты ветеринар, и от тебя требуют проинспектировать набитый зверинец двоюродной бабки Этель.
– С удовольствием, – солгал я, про себя застонав. – Я сам немного занимался таксидермией в ветеринарной школе. Настоящее искусство. Впрочем, сам я, к сожалению, так в нем и не преуспел, – признался я, вспоминая халтурно набитых белок и кроликов, у которых из неудобоваримых мест торчала проволока. Нас учил бывший уголовник, который считал, что так возвращает долг обществу. – Проблема в ушах, – добавил я. – С ушами беда как сложно. Так что у вас там? Есть интересные экземпляры?
