Почему он так сказал, что имел в виду? А его рассуждения о страхе, о смерти? Ведь все идет из детства. Я читала воспоминания серийного убийцы Сливко, который работал вожатым в пионерлагере или кем-то еще, — короче, работал с детьми, которых потом начал убивать, заманивая в укромные места. Так вот, он вспоминает, что когда был маленьким, то стал свидетелем одной трагедии: мальчик в пионерской форме попал под машину. И это зрелище — умирающий мальчик, его кровь на белой рубашке — так потрясло его, что потом часто снилось ему, а став взрослым, он начал убивать вот таких же мальчиков в пионерской форме, которые напоминали ему ту сцену из далекого детства…
И наконец, пятна крови на чехлах в его машине, откуда они взялись? Правда, я так и не убедилась, что это именно кровь, а не кетчуп, не краска и т. д., но в совокупности со всем остальным все это наводит на размышления… Господи, о чем я думаю?! Я вскочила с кресла, в котором смотрела кино. Дрожащими руками вынула кассету из видака, убрала подальше. Как подобный бред мог прийти мне в голову? Это же дико, немыслимо, отвратительно! Неужели какой-то выдуманный сюжет фильма, совершенно случайно оказавшийся похожим на реальные события, мог так взволновать меня и заставить додуматься до подобной нелепости?! Наверное, я сошла с ума, сошла с ума!
Я повторяла эти слова десятки, а может, сотни раз, пока, стоя под ледяными струями душа, пыталась с помощью холодной воды прийти в себя и избавиться от этих кошмарных мыслей. Но у меня ничего не получалось. С упорством, от которого мне хотелось выть, эти мысли лезли в мою бедную голову и не давали покоя…
Всю ночь я провела без сна, ворочалась с боку на бок. Как я могу подозревать человека, которого люблю и который любит меня?! Это глупо, все мои доводы смешны, стоит спросить его — и они рассыплются, словно карточный домик. Он убедительно объяснит мне, что к чему, и мне станет стыдно за свои мерзкие подозрения, все выяснится. Да, но как я смогу это сделать? Прямо спросить его:
— Милый, ты случайно не серийный убийца-маньяк?
Я даже истерически засмеялась от подобной мысли, хотя мне было совсем не смешно. Но неужели мне суждено терзаться сомнениями? Я же не вынесу этого, сойду с ума! Это слишком тяжело. Значит, надо все выяснить. Но что, если окажется, что это все-таки он убивал, что я буду делать? Как смогу жить после этого чудовищного факта? Что мне останется сделать? Сигануть с балкона, повеситься? А он? Смогу ли я поднять на него руку, убить его, как просил в фильме главный герой свою подругу? Она не смогла… Я тоже не смогу, нет, никогда, даже если… Я даже застонала от душевной боли. О чем я думаю, черт возьми, неужели все это всерьез? Это просто нарушение психики, мне надо показаться психиатру, это навязчивая идея. Нет, нет, даже думать об этом невыносимо! Но несмотря на все уговоры, я не могла отделаться от этой дикой идеи и до самого рассвета не сомкнула глаз… А когда все же задремала, мне приснилось что-то очень страшное, не помню, что именно, но проснулась я в холодном поту, от бешеного стука собственного сердца…
Когда утром, за завтраком, я увидела Сашу, то едва не упала в обморок. Я боялась встретиться с ним глазами, я боялась, что он прочитает мои мысли в моем взгляде. Но когда завтрак закончился, я, словно слушая себя со стороны, сказала, обращаясь к нему:
— Александр Владимирович, мне надо с вами поговорить, можно?
— Пожалуйста, — он чуть удивленно посмотрел на меня. — Мне, кстати, тоже надо кое-что тебе сказать, одну новость.
Мы вошли в его кабинет, и он плотно прикрыл дверь.
— О чем же ты хотела со мной поговорить? Я тебя слушаю. — Он сел рядом со мной на диван и взял мою ладонь в свою.
Я отвела глаза:
— Нет, сначала говори ты, я потом.
— Как хочешь. — Он выдержал паузу, потом выразительно взглянул на меня: — То, что я сейчас тебе скажу, очень важно, но может напугать тебя, потому что… одним словом, приготовься к тому, что мои слова могут тебя сильно взволновать. Но я все же должен тебе это сказать. Тебе необходимо это знать.
Я почувствовала, что сейчас потеряю сознание. «Он решил признаться во всем сам, — промелькнуло в голове. — Господи, что же мне делать?! Как реагировать?!»
— Я все знаю, — едва слышно пролепетала я.
— Откуда? Кто тебе сказал? — он нахмурился и посмотрел на меня весьма удивленно.
— Никто, я догадалась сама, но не бойся, я никому не скажу, — горячо зашептала я.
— Подожди, подожди. О чем ты? Я не совсем понимаю. — Его взгляд выражал искреннее недоумение.
— Как о чем? О том, что… — тут я замялась, не могла же я прямо сказать: «О том, что ты убийца». — И я отступила. — Сначала ты скажи, что хотел.
— Но почему… — начал было он, но я умоляюще сжала его руку:
— Нет, сначала ты, прошу тебя!
Он, наверное, подумал, что у меня не все в порядке с головой, но все же внял моей просьбе:
— Дело в том, что человек, который виновен в смерти Эльвиры, твоей подруги и еще нескольких женщин, найден.
Он замолчал и выразительно посмотрел на меня, ожидая моей реакции.
— Не может быть! — выдохнула я. — Кто он?
— Самый обыкновенный на первый взгляд человек, — он пожал плечами. — Молодой, бывший студент, год назад бросил учебу, сейчас работает. Но пока это только предположение, без веских доказательств мы не можем утверждать, что…
— Как его нашли? — перебила я. — Он признался? Какие против него улики?
— Нашли в какой-то степени случайно. Он напал на девушку, которую, по ее словам, пытался изнасиловать и угрожал ей физической расправой, правда, он уверял, что всего лишь пытался с ней познакомиться, но нашлись свидетели которые видели эту сцену. К тому же продавщица шляпного магазина опознала в нем того самого парня, который заигрывал с Лизой. Также при нем оказался нож, который, опять же по его утверждению, он носил с собой на всякий случай, для самообороны от всякого «хулиганья», как он выразился. В его квартире обнаружили вещи девушки, которая была найдена мертвой в городском парке. Ну и еще несколько улик, которые указывают на то, что он вполне может являться убийцей. Вообще-то я не должен всего этого тебе говорить. В принципе это тайна следствия, и факт его заключения еще не обнародован, о нем мало кто знает. Но я не мог тебе не сообщить, зная, как для тебя это важно.
— Господи! — только и могла повторять я, словно читая молитву, состоящую из одного слова. — Господи!
А потом, прижав ладони к пылающим щекам, разрыдалась. Словно ледяная лавина, давившая на мое сердце, растаяла, и мне сразу стало легче дышать. Мой любимый, мой единственный, мой родной человек не виновен! И как я могла подозревать его в подобной мерзости, глупая истеричная гусыня?!
— Прости меня, прости меня! — повторяла я, рыдая на его груди.
— За что простить? — он явно пребывал в растерянности, не понимая, что со мной происходит.
