— Но ко мне какие претензии? — удивился Хенк.
— Как это какие? Кроме тебя мой паспорт и
деньги взять некому.
Хенк моментально побагровел и, вскочив с
кровати, принялся нервно одеваться. Я смотрела на него беспомощными глазами и
судорожно смахивала свои слезы.
— Хенк, я тебя умоляю, отдай мне паспорт. И
деньги тоже отдай. Разве тебя не учили, что брать чужое нехорошо, — мне
казалось, что еще немного — и я перейду на крик. — Если ты сейчас немедленно не
отдашь мне то, что взял из моей сумки, я заявлю на тебя в полицию.
Мои последние слова повлияли на Хенка должным
образом. Он подошел ко мне вплотную и, взяв меня за подбородок, угрожающе
произнес:
— Ты, маленькая русская сучка, ты что себе
позволяешь?! Кто дал тебе право разговаривать со мной в моей стране таким
тоном?! Ты пугаешь меня у меня дома полицией?! Ты кто здесь такая?!
Я совсем тихо произнесла:
— Хенк, я хочу улететь домой. Наша встреча —
это ошибка. Я ничего тебе не должна, а ты ничего не должен мне. Отдай мне
деньги и паспорт, и я навсегда исчезну из твоей жизни.
Хенк схватил меня за плечи и хорошенько
тряхнул, и я замолчала.
— Ты обозвала меня вором! — негодовал Хенк. —
Мне не нужен ни твой паспорт, ни твои деньги!
— Ты хочешь сказать, что ты не лазил в мою
сумку?!
— Нет.
— А кто тогда?
— Не могу знать.
— Может быть, твой сын?
— Не смей наговаривать на моего сына. Ты
потеряла паспорт и деньги по собственной дурости, глупости и недальновидности.
Скорее всего, ты просто забыла закрыть сумку в аэропорту.
— Но ведь, пройдя пограничный контроль и
получив багаж, я сразу вышла к тебе.
— А где гарантия того, что твой паспорт и
кошелек не вытащили тогда, когда ты ждала багаж?! Почему ты не хочешь думать об
этом?! Тебе проще оговорить ни в чем не повинного человека, чем признаться в
том, что ты растяпа!
— Я тебе не верю, — всхлипнула я и закусила
губу.
— А у тебя есть выбор? — усмехнулся стоявший
передо мной мужчина и отпустил мой подбородок. — Поверь мне, и все будет
хорошо. Я слышал, что ты уже собралась улетать.
— У меня был билет с открытой датой. Я
действительно собралась улетать. Только теперь не знаю, как мне быть. Наша
встреча — это ошибка.
— Значит, ты хочешь меня бросить?!
— Я просто хочу домой.
— Меня невозможно бросить, потому что всегда бросаю
я сам. А пока я тебя не брошу, ты никуда от меня не уедешь.
— Как это не уеду? Я пойду в представительство
России и скажу, что у меня украли паспорт. Деньги на билет мне вышлет
кто-нибудь из родных.
— Ты никуда не поедешь!
Произнеся это, Хенк заехал мне кулаком по
лицу, и я, не удержав равновесия, ударилась о стену и стала медленно сползать
вниз. Первый раз в жизни меня ударил мужчина. От неожиданности, боли и унижения
я стала реветь и проклинать тот день, когда я решила приехать в гости к этому
психопату. Только теперь до меня стало доходить то, что я попыталась выстроить
отношения с психически неуравновешенным человеком.
Хенк тут же открыл бутылку пива и принялся
судорожно его пить. В тот момент, когда я наконец успокоилась, он протянул мне
полбутылки пива и каким-то поддельно заботливым голосом спросил:
— Будешь?
— Я не пью пиво. Я тебе уже это тысячу раз
говорила. А от твоего пивного супчика мне жутко плохо. У меня отравление.
Немного помолчав, я потрогала свое распухшее
лицо и с особой горечью в голосе прошептала:
— Меня никто никогда в жизни не бил. Как ты
посмел?!
— Прости. Ты сама довела меня до этого.
Обозвала чуть ли не вором.
Хенк попытался притянуть меня к себе, но я
отстранилась, тем самым давая понять мужчине, что он мне очень сильно
неприятен.
— Хенк, мне нужно уехать. Поехали, заявим о
пропаже моего паспорта. Ты не представляешь, как я хочу уехать. Я уверена, что
Голландия — очень хорошая страна, и, может быть, многие мои соотечественницы
пробивают лбом стену для того, чтобы в ней остаться, но это не про меня.
Понимаешь, дело даже не в стране. Можно привыкнуть и к другому менталитету, и к
другой культуре, просто рядом должен быть человек, которого можно любить. Я
рядом с тобой всего ничего, но ведь это даже на назовешь жизнью. Так, какое-то
существование. Долгое время я пыталась найти своего любимого у себя на родине,
но не сложилось. А вот общаясь с тобой по Интернету, я поверила в настоящее
чудо, и мне показалось, что мое счастье рядом и оно так возможно.
Я всхлипнула и, несмотря на унизительную
жалость, которую я сама к себе чувствовала, продолжила:
— Я, наверное, конченая дура, но мне казалось,
что за границей мужики не такие, как в России. Я думала, что они здесь надежнее
и порядочнее, что ли. А оказалось, что они везде одинаковые. Пьют, бьют, врут.
У нас в России таких, как ты, своих хватает. Наши женщины, наверное,
притягивают заграничных мужиков потому, что мы живем с культом страдалицы и на
весь мир рассказываем о том, как мы жертвенны. Все терпим, все сносим, все
прощаем, пока не почувствуем, что об нас окончательно вытерли ноги,
перешагнули, пнули побольнее и пошли дальше. А мы смотрим вслед и не понимаем,
почему от нас ушли. Мы же были так удобны, безропотны и безмолвны.
— Таня, я люблю тебя, — перебил меня Хенк и,
бросив пустую бутылку на пол, обнял меня с несвойственной ему нежностью. — Не делай
поспешных выводов. Ты же сама писала мне о том, что мы с тобой две половинки
единого целого.
— Одна одинокая и несчастная половинка
притянула к себе другую одинокую и несчастную половинку для того, чтобы они
вместе были одиноки и глубоко несчастны.
Мне хотелось пожалеть ту несчастную и одинокую
девушку с опухшим глазом, какой я сейчас была, встать, взять свою сумку и
навсегда уйти из этого дома и от этого мужчины. Схватившись за раскалывающуюся
от боли голову, которой даже не помог анальгин, я потерла виски и прошептала:
— Ты вчера меня что за супчиком накормил?
— Хорошим голландским супчиком.
— От твоего хорошего супчика я вчера
вырубилась без задних ног, всю ночь мне снились кошмары, а проснулась я с таким
плохим самочувствием, что просто не передать словами.
