— Ян, ну что же ты так воду-то не экономишь.
Она же бешеных денег стоит. Если бы твой отец это увидел, то он бы уже,
наверное, умер от разрыва сердца. Пока я была у вас в доме, он постоянно мне твердил,
чтобы я воды поменьше тратила. Достал уже, честное слово. Встанет под дверью и
подслушивает, а потом кричит, чтобы я под душем не мылась. У вас, видите ли, не
принято утром и вечером душ принимать. Когда я в туалете сидела, он все время
слушал, сколько раз я смываю. Жесть! И вообще, твой папаша сказал мне о том,
что ванны для голландцев большая редкость и даже роскошь. Он сказал, что во
многих домах и квартирах есть только душ. Получается, что вы крутые. При ванне.
Почувствовав, что я медленно схожу с ума, я
присела на корточки, облокотилась о стену и, посмотрев на ванну, полную крови,
произнесла:
— Я вообще не понимаю, что происходит. Твой
отец мертв, тебя больше нет. За окном маячит ваша покойная мать… Господи, а
ведь как хорошо все начиналось… Ничто не предвещало беды. Еще несколько дней
назад я прилетела в амстердамский аэропорт и чувствовала себя по-настоящему
счастливой. Блин, но ведь кому-то же повезло! Кто-то же смог принять эту страну
вместе со всеми ее достоинствами и недостатками, попытался здесь наладить жизнь
и смог понять ее культуру. Ведь до того, как приехать в Голландию, я
переписывалась с девушками, которые вышли замуж за голландцев и жили
размеренной и счастливой жизнью. Но почему именно меня угораздило вляпаться в
такое дерьмо?!
Я немного помолчала, но тут же продолжила:
— Ян, а кто тебя убил? Кто?! Я тебя не
убивала, на меня вешать не надо! Феном тебя немного попугала, и все. Я и
папашку твоего убила по неосторожности. Я тоже здесь ни при чем. Он меня ногами
бил, а я всего лишь в него статуэткой кинула и попала в голову. А тебя-то кто
застрелил? За что? В доме же не было посторонних.
В этот момент я подумала о том, что убийца
может быть еще в доме, и прислушалась. Но в доме было настолько тихо, что от
этой тишины звенело в ушах. Я хорошо понимала, что если бы убийца хотел убить и
меня, то ему ничего бы не стоило выйти из ванной комнаты, пройти в спальню и
пустить в меня пулю. А может быть, он меня не заметил? А что было бы, если бы
убийца пришел раньше и увидел, как я стояла рядом с ванной и пугала Яна феном,
обещая устроить ему электрический стул? Получается, что меня уже не было бы в
живых. Да и вообще, кто это убил моего несостоявшегося пасынка? Кому это надо?
От всех этих вопросов закружилась моя голова, и я усилием воли заставила себя
встать. Когда я вышла из ванной комнаты, сердце так билось в груди, что
казалось, оно выпрыгнет наружу.
— Эй, есть кто-нибудь?! — прокричала я, не
выпуская из рук ножниц, будто если кто-то сейчас пустит мне пулю в лоб, они
смогут меня спасти.
Обежав весь дом, я не обнаружила в нем ни
души, посмотрела на приоткрытую входную дверь и на ватных ногах вновь пошла на
кухню. Я открыла шкаф, в котором Хенк хранил свои алкогольные запасы, и достала
бутылку виски, которой особенно гордился Хенк, говоря, что купил ее во время
поездки в Германию. Затем открыла бутылку и принялась жадно пить из горла,
чувствуя, как крепкий напиток обжигает горло и желудок. Затем перевела взгляд
на лежащие на соседней полочке таблетки и подумала о том, что какими-то из них
Хенк пичкал меня.
Не выпуская бутылку из рук, я вновь прошла в
спальню. За окном стояла все та же белокурая женщина с мертвецки синими губами
и все так же грустно улыбалась.
От ужаса у меня перехватило дыхание. Не
придумав ничего лучше, я поднесла дрожащими руками бутылку виски ко рту и
принялась жадно пить.
— Ну ты что тут стоишь? Чего ты хочешь? Твоя
семья скоро будет с тобой. Ты за ними, что ли, пришла? Потерпи немного. Скоро
вы все будете вместе. Семейка Адамс.
— Я пришла за тобой, — ледяным голосом
ответила женщина, растянув свои синие тонкие губы в неком подобии улыбки.
— Уходи!
— Пойдем вместе.
— Уходи, нечистая!
— Я тебя буду ждать. Приходи. Там еще есть место.
Женщина развернулась и пошла в сторону
кладбища. Я смотрела ей вслед и с жадностью пила виски. Конечно, если бы я
сейчас не напилась, то просто сошла бы с ума. Хотя, может быть, я уже давно не
в своем уме и плохо понимаю, что происходит. Когда женщина скрылась между
могил, я отпрянула от окна, снова стукнулась головой о косяк и, испытав
настоящий шок, не захватив даже дорожную сумку, выскочила из дома.
Какой смысл хватать свою сумку, если у меня
нет самого ценного: ни паспорта, ни денег, ни обратного билета? На память о
Хенке у меня остались лишь синяки на теле да распухший глаз, который я
старалась прикрыть распущенными волосами.
Конечно, перед тем как уйти из этого
проклятого дома, можно было бы сесть за компьютер, удалить все свои письма,
забрать свою сумку и, словно в навороченных, детективных фильмах, стереть
отовсюду, где только можно, отпечатки своих пальцев. Ведь главных свидетелей
моего приезда — отца и сына — больше нет в живых. Но заметать следы
бессмысленно: о моем приезде знали родители Хенка и целая куча мужиков, которым
Хенк так грязно и пошло меня продавал, как самую последнюю шлюху. Да и
невозможно полностью себя обезопасить. Существуют еще телефонные счета и много
других улик. Поэтому для меня есть единственный и верный способ уйти от всего
этого — это бежать. Правда, куда — не знаю.
Выйдя из дома, я дошла до конца улицы, обнимая
бутылку виски и оглядываясь при этом поминутно на кладбище. Куда я иду? Зачем?
Что ждет меня за следующим поворотом? Где-нибудь должны быть люди. Пусть хотя
бы один человек! Я могу рассчитывать на сочувствие, сострадание, а быть может,
мне даже окажут помощь. Правда, какая именно помощь мне нужна, я пока и сама не
знаю. Какая может быть оказана помощь изнасилованной девушке, да еще и убийце!
Пожалуйста, помогите мне выбраться из этой страны и забыть все, как страшный
сон!
На другой улице я увидела сидящего на лавочке
деда и, почему-то обрадовавшись, присела рядом с ним.
— Здрасте, — мне почему-то показалось, что
сейчас я не одна, что есть с кем поговорить, кому-то можно излить душу,
поплакаться в жилетку и поведать о том, что со мной произошло.
Дед смотрел на меня недоумевающим взглядом… он
совершенно не знал русского языка. Но меня это нисколько не смутило. По
большому счету, мне нужен был слушатель, но никак не собеседник.
