Ничего другого Стоун и не ожидал. После бесконечного ряда тестов он действительно был убеждён, что риски исключены. Что могли бы дать дополнительные тесты? Они бы только лишний раз подтвердили репутацию неповоротливости, которую и без того принято приписывать государственным концернам. А он презирал всё медлительное и неповоротливое. И ещё два фактора категорически исключали ожидание. Фактором номер один был шанс войти в качестве новатора в руководство концерна. Фактор номер два состоял в том, что нефтяная война грозила поражением по всем фронтам — для всех участников. Решающую роль играло не то, когда истечёт последняя капля нефти, а то, когда добыча нефти войдёт в стадию нерентабельности. Развитие любого источника смиренно подчинялось законам физики. После первого бурения нефть выстреливала наружу и фонтанировала, бывало, десятилетиями. Но со временем давление падало. Земля больше не хотела исторгать из себя нефть, она её удерживала при помощи капиллярного давления в мелких порах, и то, что поначалу выпирало из земли само по себе, теперь приходилось извлекать дополнительными ухищрениями. Это обходилось дорого. Добыча нефти стремительно падала — задолго до того, как источник исчерпывался. Сколько бы там внизу ни оставалось, — как только расходы на извлечение этой нефти поглощали больше энергии, чем она давала, её предпочитали оставить в земле.
В этом крылась одна из причин, почему энергетические эксперты конца второго тысячелетия так просчитались в оценке запасов, объявляя, что ископаемых резервов хватит на десятилетия. Строго говоря, они были правы. Земля напитана нефтью. Но либо до неё не добраться, либо доход не окупает расходы.
Эта дилемма в начале третьего тысячелетия привела к призрачной ситуации. ОПЕК, которая в восьмидесятые годы была уже при смерти, теперь праздновала зомбическое возрождение. Не потому, что она разрешила эту дилемму, а просто потому, что располагала большими резервами. Североморские государства, не желавшие, чтобы ОПЕК диктовала им цены на нефть, могли продержаться только за счёт снижения стоимости добычи, если приняться за глубоководные зоны при помощи автоматических систем. Глубоководная зона отвечала на оживление интереса целым рядом проблем, которые начинались при экстремальных давлениях и температурах, однако тому, кто эти проблемы разрешит, обещала второе Эльдорадо. Не на все времена, но достаточно надолго.
Стоун, которым всю жизнь двигала страсть быть первым, придумал тогда экспертизу, которая форсировала развитие опытного образца и рекомендовала строительство, и концерн пошёл на поводу у этой экспертизы. Пространство его компетенции и рамки его кредита разом расширились. Он установил блестящие контакты с фирмами-разработчиками и добился первоочерёдности для «Статойла». Всё это время он понимал, на каком лезвии бритвы балансирует. Пока никто не мог придраться к концерну, он был для руководства настоящий конкистадор. В случае же объявления чрезвычайного положения его падение было неминуемо. Ошибки совершает тот, кто много делает. Он же оказывается и виноват во всём. Стоун знал, что должен как можно скорее добиться руководящего кресла, прежде чем кто-нибудь успеет принести его в жертву. Все двери для него открыты лишь до тех пор, пока с его именем связаны инновации и прибыль.
И вот он сидит на этом проклятом корабле.
Он не знал, на кого ему больше злиться. На Скаугена, который его предал, или на себя самого. Ведь он принял все правила игры. Тогда на что обижаться? Так уж случилось. Выпал самый неблагоприятный из сценариев. Все попрятались по норам. Скауген слишком хорошо знал, что авария на континентальном склоне рано или поздно попадёт в печать. Опрос, который «Статойл» провёл среди других концернов, запустил процесс, который уже не остановить. Теперь все будут давить друг на друга. Перед лицом грозящей природной катастрофы конспирация больше невозможна. Теперь речь идёт лишь о том, кто в этой критической ситуации выйдет из виража элегантнее остальных, а кто погибнет.
Стоун кипел от гнева. Ему тошно было видеть, как Финн Скауген разыгрывал из себя оскорблённую невинность. Его игра была подлее, чем всё, что Клиффорд Стоун мог представить себе в свои чернейшие минуты. Какое уж такое преступление он совершил? Да, он действовал в расширенных рамках, но почему? Потому что ему дали добро на эти рамки! Как ни смешно, но он ими по-настоящему так ни разу и не воспользовался. Неизвестный червь, ну и что? Да он и думать забыл про это идиотское экспертное заключение. Какой червь мог подвергнуть опасности мореплавание или представить угрозу для буровых островов? Ведь миллиарды планктонных организмов роятся вокруг тысяч кораблей. Что же им теперь, оставаться в порту от страха перед новым усоногим рачком? — их новые разновидности то и дело открывают.
Потом с гидратами. Дело не стоит выеденного яйца. Газовыделение держится в абсолютно безопасных пределах. Ну а если бы он предъявил это заключение комиссии? Проклятые бюрократы во всём, что им подано горячим, ковыряются так долго, что от блюда остаётся лишь холодная размазня. Они бы остановили строительство из-за пустяка.
Виновата система, мрачно думал Стоун. А в первую очередь Скауген с его отвратительным ханжеством. Начальство хлопает тебя по плечу и говорит: молодчина, так держать, но смотри, чтоб тебя не поймали, потому что тогда наше дело сторона! Это они виноваты в незаслуженной беде Стоуна. И Тина Лунд тоже хороша — влезла в доверие к Скаугену, чтобы получить хорошую должность; не исключено, что этот говнюк трахает её! Да наверняка. А разве бы она стала трахаться с ним, со Стоуном? Паскуда. И ему ещё пришлось благодарить эту сучку за то, что она упросила Скаугена дать ему шанс найти на дне потерянную фабрику. А чего ждут от этого шанса — тоже ясно как белый день. Это не шанс, а ловушка. Все, все его предали!
Но он им покажет. Клиффорд Стоун ещё не сдался. Что бы там ни случилось с фабрикой, он её отыщет и приведёт в порядок. Вот тогда посмотрим, кто кого.
Он сам выяснит все причины.
Сам, лично!
«Торвальдсон» между тем уже попытался отсканировать местонахождение фабрики при помощи веерного сонара. Сооружение бесследно исчезло. Там, где оно стояло, изменилась морфология морского дна. Там зияла какая-то яма, которой ещё несколько дней назад не было. Стоун не мог отрицать, что при мысли о глубине ему становилось так же муторно, как и экипажу судна. Но он подавлял страх. Он думал только о своём погружении и о том, как он выведет причины аварии на чистую воду.
Неустрашимый Клиффорд Стоун. Человек дела!
Батискаф на палубе юта «Торвальдсона» уже был готов унести его на девятьсот метров в глубину моря. Разумеется, лучше было бы послать на разведку робота. Жан-Жак Альбан и все остальные на борту настоятельно советовали ему сделать это. «Виктор» располагал отличными камерами, сенсибильным манипулятором и всеми инструментами для быстрой обработки данных. Но впечатление будет сильнее, если он спустится на дно сам. Тогда в концерне поймут, что Клиффорд Стоун не сторонник полумер. Кроме того, он не разделял точку зрения Альбана. Как-то на «Солнце» он беседовал с Герхардом Борманом о погружении на батискафе. Сам Борман уже спускался на легендарном «Альвине» у Орегона. Когда он об этом рассказывал, в его глазах появлялась мечтательная дымка. «Я видел тысячи видеозаписей роботов. Сами по себе эти записи были очень впечатляющи. Но оказаться там самому, эта трёхмерность — такое ни с чем не сравнить».
