Длинные брови вскинулись вверх, и девушка посмотрела на
Мейсона темными доверчивыми глазами.
– Да, я знаю. Вы – Перри Мейсон, адвокат.
– Могу я присесть к вам?
– Пожалуйста.
Мейсон сел.
– Кажется, – промолвил он, – меня заинтересует этот случай.
– Надеюсь. Мистер Фолкнер нуждается в хорошем адвокате.
– Но если я соглашусь представлять интересы мистера
Фолкнера, – продолжал Мейсон, – я, видимо, войду в конфликт с вашими
интересами.
– Да, наверное.
– А это, в свою очередь, приведет к тому, что вы не получите
той суммы, на которую рассчитываете.
– А вот тут вы ошибаетесь, – сказала она с видом человека,
уверенного в незыблемости своей позиции.
Мейсон испытующе посмотрел на нее:
– Сколько вы хотите получить от мистера Фолкнера?
– Сегодня – пять тысяч долларов.
– Почему вы подчеркнули слово «сегодня»? А что было вчера?
– Вчера я хотела получить четыре тысячи.
– А позавчера?
– Три.
– А сколько вы захотите завтра?
– Не знаю. Мне кажется, сегодня я получу от него пять тысяч.
Мейсон снова остановил взгляд на спокойном лице девушки.
Судя по всему, дело заинтересовало его еще больше.
– Фолкнер утверждает, что вы авантюристка и вымогательница.
– Вполне понятно. У него имеются для этого основания.
– А что скажете вы сами?
– Вероятно, так оно и есть. А вообще-то Фолкнеру лучше
знать. Впрочем, к чему я это говорю? Вы все равно не сможете понять.
Мейсон искренне рассмеялся:
– Во всяком случае, я попытаюсь понять хоть что-нибудь.
Правда, до сих пор мои попытки были напрасны. Может быть, вы мне поможете?
– Все очень просто, – сказала она. – Я хочу получить деньги
от Харрингтона Фолкнера.
– А почему вы решили, что Фолкнер должен дать вам деньги?
– Он же хочет, чтобы его золотые рыбки поправились, не так
ли?
– Видимо, да. Но я не вижу здесь связи.
Лишь теперь Мейсону удалось уловить на лице девушки какое-то
волнение, до сих пор тщательно скрываемое под маской бесстрастия.
– Скажите, мистер Мейсон, не болен ли кто-нибудь из ваших
близких туберкулезом?
Адвокат удивленно посмотрел на нее, потом кивнул:
– Продолжайте!
– У Харрингтона Фолкнера есть деньги, и огромные деньги. Так
что пять тысяч для него – сущий пустяк. Он и так потратил на своих рыбок много
тысяч, очень много. Один господь бог знает, сколько он на них потратил. Он не
просто богат, он чертовски богат и даже не знает, что ему делать со своими
деньгами, на что их тратить, причем так, чтобы сделать хоть кому-нибудь добро.
Вот он и будет сидеть на своих деньгах, пока не умрет, и тогда все состояние
перейдет к его злобной супруге. Так вот, Фолкнер просто помешался на своих
золотых рыбках, а у Тома Гридли туберкулез. И врач говорит, что он нуждается в
абсолютном покое, что ему нельзя волноваться. А теперь скажите, есть ли у Тома
шансы на выздоровление, если ему приходится работать по девять часов в день за
двадцать семь долларов в неделю? Ведь он и света-то солнечного не видит, кроме
как по воскресеньям. Мистеру Фолкнеру становится плохо, когда он слышит, что
заболели его рыбки, но он ничуть не огорчится, если Том вообще умрет. Том для
него никто.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал Мейсон, когда Салли
Медисон замолчала.
– Да, собственно, и говорить-то больше нечего.
– Но какое отношение имеет Том Гридли к Харрингтону
Фолкнеру? – спросил Мейсон.
– Разве Фолкнер вам этого не рассказал?
– Нет.
– Он должен был это сделать! Ведь, в сущности, для этого он
и подсел к вам.
– Видимо, здесь моя вина, – проронил Мейсон. – Я неправильно
его понял. Я думал, вы шантажируете его.
– Так оно и есть.
– Но, видимо, не таким способом, как я думал.
Салли Медисон спросила:
– Вы разбираетесь в золотых рыбках, мистер Мейсон?
– Нет, совсем не разбираюсь, – ответил он.
– Я тоже не разбираюсь, – сообщила она. – Это Том в них
разбирается. И очень хорошо. Любимые золотые рыбки мистера Фолкнера заболели
какой-то жаберной болезнью, а Том знает способ их вылечить. Принятый способ
лечения медным сульфатом действует не всегда. Иногда он приводит к
противоположным результатам, и рыбки погибают.
– Расскажите мне, в чем заключается метод лечения, который
применяет Том.
– Вообще-то это секрет, но вам я кое-что могу рассказать. Он
безопасен по сравнению с лечением медным сульфатом. Очень важно, чтобы
лекарство растворялось в воде или смешивалось с ней. Если лекарство тяжелее
воды, оно быстро оседает на дно, если легче, плавает на поверхности.
– И каким образом Тому удается избежать этого? –
заинтересовался Мейсон.
– Об этом я могу рассказать вам подробно. Он соорудил
пластиковую сеть-панель. Она состоит из параллельных пластинок, так что
лекарство, которым он смазывает эти пластинки, равномерно распределяется по
всему аквариуму.
– И это приносит положительный эффект?
– Да. Во всяком случае, рыбкам мистера Фолкнера оно помогло.
– Но я полагал, что они еще больны.
– Так оно и есть.
– Значит, лекарство не действует?
– Действует. Вы понимаете, Том хочет довести дело до конца и
вылечить рыбок, но я не позволяю ему этого делать. Разрешила лишь подлечить
рыбок, чтобы они не подохли. А потом заявила мистеру Фолкнеру, что если он
пожелает финансировать изобретение Тома по лечению рыбок, то мы согласны стать
с ним равноправными пайщиками. Том – добрая, простая душа, верит всем и
каждому. Он химик и вечно экспериментирует с разными лекарствами. Он, например,
открыл новое, очень сильное жаропонижающее, но безвозмездно отдал рецепт его
изготовления своему хозяину. Тот только спасибо сказал, но даже в должности не
подумал повысить. Конечно, его тоже нельзя судить слишком сурово. У него свои проблемы.
И возможности его ограниченны. Но тем не менее он был несправедлив к Тому. Он
использовал находки Тома, чтобы поправить свои финансовые дела.
– У Тома только два изобретения: жаропонижающее и средство
для лечения рыбок? – спросил Мейсон.
– Нет, были у него и другие, но всегда находился кто-то,
сумевший ими воспользоваться. Вот я и решила, что настало время изменить
положение. Я сама займусь этим вопросом. Я считаю, мистер Фолкнер может дать
ему десять тысяч долларов в качестве гонорара за труды. А пять тысяч должны
рассматриваться как задаток, как половина причитающегося ему гонорара, только
половина.
