– На полу валялось битое стекло.
– Вы проверили, что это за стекло?
– Я лично не делал этого, сэр. Но согласно рассказу
лейтенанта Трэгга эти осколки были частью разбитого сосуда, который мог служить
аквариумом.
– Вы также обнаружили на полу чековую книжку?
– Да, сэр.
– Неподалеку от убитого?
– Да, довольно близко.
– Вы можете описать, как она выглядела?
Медфорд обратился к судье:
– Ваша милость, я собираюсь предъявить суду эту чековую
книжку, допрашивая другого свидетеля, но, если защита будет настаивать на ее
описании, я могу представить ее и сейчас.
Он достал чековую книжку, сержант Дорсет опознал ее, и она
была приобщена к делу.
– Обращаю ваше внимание на тот факт, – обратился Мейсон к
судье Саммервиллу, что последний корешок чека в книжке, то есть последний
корешок, где по линии сгиба был оторван чек, датирован тем числом, когда
Фолкнер был убит. На нем проставлена сумма – тысяча долларов, – а ниже написана
часть имени предъявителя. Имя Том написано полностью, а фамилия лишь начата.
Написаны только первые три буквы: «Гри…».
Судья Саммервилл с видимым интересом начал рассматривать
чек.
– Очень хорошо, это будет приобщено к вещественным
доказательствам.
– Скажите, а когда вы вошли в ванную, рыбки, лежавшие на
полу, были еще живы? – снова обратился Мейсон к Дорсету.
– Нет.
– К вашему сведению, сержант, – заметил Мейсон, – когда я
вошел в ванную, а это было приблизительно за десять-пятнадцать минут до вашего
приезда, я заметил признаки жизни у одной из этих рыбок и бросил ее в ванну.
Судя по всему, она ожила.
– Вы не имели права этого делать, – ответил сержант Дорсет.
– А вы сделали какие-нибудь шаги, чтобы убедиться, что
остальные рыбки на полу действительно мертвы?
– Я не таскаю с собой стетоскопа, – язвительно заметил тот.
– Далее. Вы показали, что просили подследственную
сопровождать вас к мистеру Стаунтону.
– Да, сэр.
– И вы разговаривали с мистером Стаунтоном у него дома?
– Да.
– И мистер Стаунтон заявил, что у него имеется бумага за подписью
Харрингтона Фолкнера?
– Да.
– Ваша честь, – вмешался Мэдфорд, – я не хочу показаться
формалистом, но ведь предварительное слушание дела имеет лишь одну цель:
выяснить, есть ли основания подозревать Салли Медисон в убийстве Фолкнера. Если
суд сочтет, что основания для этого есть, он должен призвать ее к ответу. Если
же нет, отпустить ее. Поэтому все эти вопросы не имеют отношения к делу.
– Почему вы решили, что они не имеют отношения к убийству? –
спросил Мейсон.
– Потому что не имеют, – упрямо твердил Мэдфорд. – И у нас
есть очень много неоспоримых доказательств того, что подозреваемая все-таки
виновна. Мы это сможем доказать без всяких экстравагантных маневров.
– Ваша честь, – сказал Мейсон, – я знаю законы и уверен, что
суд тоже знает законы, но в связи с целым рядом загадочных обстоятельств,
сопутствующих этому случаю, я прошу у суда разрешения выяснить все детали. Я
знаю, суд не захочет послать девушку в тюрьму, если она невиновна, независимо
от того, как на это смотрит обвинение. Поэтому я считаю, ваша милость, что в
связи с таким странным стечением обстоятельств следует внимательно отнестись ко
всем фактам, даже косвенным.
– Мы не обязаны вникать во все эти факты, – недовольно
бросил Мэдфорд. – Цель нашего присутствия здесь одна: доказать суду, что есть
достаточно оснований признать Салли Медисон подозреваемой.
– Именно с этого и начинаются все неприятности, ваша честь,
– парировал Мейсон. – Обвинение ведет свою игру, которая заключается в том,
чтобы привлечь на предварительном слушании как можно меньше доказательств и
улик и ошеломить мою подзащитную новыми доказательствами во время основного
слушания дела. Конечно, районному прокурору такой поворот дела принесет пользу,
но я не думаю, что это пойдет на пользу делу. Суд должен раскрыть эту тайну.
– Полиция не считает, что в деле имеется какая-то тайна, –
огрызнулся Мэдфорд.
– Разумеется! Потому что – и вы, ваша честь, успели уже
убедиться, – обратился Мейсон к судье, – сержант Дорсет собирал только те
улики, которые мог связать с моей подзащитной. На улики, которые могли навлечь
подозрение на других людей, он внимания не обращал. И, как следствие, полиция
даже не видит связи между убийством Фолкнера и перевернутым аквариумом,
поскольку не знает, каким образом этот аквариум можно связать с моей подзащитной.
– Я понимаю, – заявил судья Саммервилл, – что это для суда в
известной степени необычно, но я хотел бы услышать от представителя защиты,
какие косвенные факты он имеет в виду.
– Я протестую, – сказал Мэдфорд. – Это не входит в
компетенцию суда.
– Я только хочу узнать, о каких фактах идет речь. Для того
чтобы решить, принимать ли мне возражения обвинения, я должен знать обо всех
фактах.
– Ваша честь, – обратился к судье Мейсон. – У Харрингтона
Фолкнера были две очень ценные рыбки. Рыбки весьма редкой породы, которые
значили для него намного больше, чем просто редкость. Фолкнер арендовал для
себя один из флигелей двойного здания, принадлежащего фирме, но сама фирма
размещалась в другом крыле. Фолкнер установил в кабинете фирмы аквариум и
запустил в него этих рыбок. Он и Элмер Карсон, другой пайщик фирмы, неожиданно
превратились в двух злейших врагов. И вот эти рыбки в аквариуме заболели
какой-то жаберной болезнью, которая, как правило, приводит к смертельному
исходу. Том Гридли, имя которого тоже фигурирует в деле, нашел противоядие
против этой болезни. Фолкнер стремился заполучить химический состав лекарства и
таким образом контролировать его производство и применение. Фолкнер попытался
убрать аквариум из бюро. Незадолго до убийства Элмер Карсон подал иск на
Фолкнера на том основании, что этот аквариум – часть интерьера кабинета. Но еще
до того, как этот инцидент был вынесен на суд, Харрингтон Фолкнер, не трогая
аквариума, вынул из него больных рыбок и отвез на квартиру Джеймса Стаунтона.
Ваша честь, учитывая все эти странные обстоятельства, а также то, что моя
подзащитная является хорошей знакомой Тома Гридли и активно помогает ему в
работе, я считаю, что все изложенные мною факты имеют касательство к этому
делу.
Судья Саммервилл кивнул:
– Похоже, так оно и есть.
– А я тем не менее считаю, что мы должны действовать
согласно букве закона, – продолжал упорствовать Мэдфорд. – Не мы создаем
законы. И я обращаю внимание суда на то, что опытный защитник никогда не
откажется использовать благоприятные обстоятельства, которые послужат на пользу
его клиенту! Повторяю: у нас есть закон! Так давайте следовать ему.
