И удивился полной безлюдности коридоров в этом здании.
И тишине.
Дверь в комнату — в глухом, тупиковом торце коридора.
Стены комнаты — крашеные хирургически-белой краской тканевые обои с объёмным рисунком (ромбы в линию от пола до потолка).
Навесной потолок. Два светильника-бра на стене у входа. Тёмно-серый ковролин на полу. И плотно задёрнутые шторы того же серого цвета (разве только, оттенок чуть посветлее совсем уж мрачного ковролина).
В такой комнате ничто не отвлекает от беседы. Но запоминаются только слова. Лица, детали одежды, мимика, любая картинка, всё, что воспринимается глазами, а не слухом, всё, что можно увидеть и даже всё, до чего можно дотронуться — всё это ускользает, выпадает из памяти, исчезает бесследно, будто серо-белый фон сплошной смазкой покрывает предметы, не давая им удержаться даже в самой цепкой памяти.
«Неплохо» подумал Вильяр. «Но что-то мне подсказывает, что встреча прощальная».
— Дмитрий, — негромко произнёс Густав. — Начнём разговор?
«Он и по-русски говорит» с невольным удивлением отметил Вильяр.
— Да, пожалуй, — согласился Дмитрий.
— Вас не удивляет то, что я использую в разговоре ваше настоящее имя? — спросил Густав.
— Нет, — ответил Дмитрий. — Полагаю…
Он кивнул в сторону занавешенного окна.
— …Помещение защищённое.
— Стеклопакеты с системой защиты. Шторы. И ещё экранирование, — подтвердил Густав. — Там что будем откровенны друг с другом.
— Ну, к откровенности я всегда готов, — заметил Дмитрий.
— Для начала представлюсь, — сказал Густав. — Я являюсь близким деловым партнёром Эйнара, с которым вы уже хорошо знакомы. В некотором смысле, я представитель головного офиса. Слежу за продажами в филиалах. Моё имя — Густав.
«Да, откровенность у тебя» подумал Вильяр «так себе. Процентов на тридцать, не больше».
Дмитрию, похоже, подобное вступление показалось вполне откровенным и ясным.
— Всё понятно, — ответил он. — О головном офисе не спрашиваю. Принцип взаимоотношений понятен.
— Взаимоотношения довольно сложные, — мягко поправил его Густав. — Так что описывать их я, конечно, не буду, а выводы вы пока не делайте. Преждевременно. Скажу одно: Эйнар вполне с нами откровенен. И ещё: я вправе скорректировать работу Эйнара по вашей тематике.
— А принять решение? — осведомился Дмитрий.
— Какое? — Густав сделал вид, что вопрос ему не понятен (но не слишком натурально… удивление в голосе явно было притворным).
— Об эвакуации, — уточнил Дмитрий. — Похоже, за этим меня сюда позвали? Я далеко не самый большой профессионал в операциях подобного рода, но что-то мне подсказывает, что держать меня в игре вы больше не будете.
— Отчего такие грустные мысли?
— Общий анализ, — Дмитрий улыбнулся (улыбка и в самом деле получилась грустной). — К тому едва ли вы пригласили бы меня на беседу при ином варианте развития событий. Хватило бы и контакта с Эйнаром. Тем более, что ничего нового я вам сообщить не могу, а за старое мне уже заплатили.
— Вы не чувствуете себя обманутым? — с некоторой вкрадчивостью в голосе спросил Густав. — Разочарованным? Может быть, вы ожидали большего?
— Ожидал, — согласился Дмитрий. — Но, едва ли… Едва ли меня обманули. Просто такая работа. Получаешь деньги за ту информацию, которую добываешь. Не более.
— Не жалеете, что работа заканчивается преждевременно?
— Жалею, — сказал Дмитрий. — Двести тысяч мне бы пригодились.
— У вас не осталось денег от предыдущих выплат? — спросил Густав.
— Нет, не осталось. Пришлось решить некоторые финансовые проблемы в ускоренном режиме. Иначе…
— Я в курсе, — остановил его Густав. — В любом случае после выезда вы получите некоторую сумму. Как это называется? «Подъёмные»?
Дмитрий кивнул.
— Да, — продолжал Густав. — И ещё пособие.
— По безработице? — иронично осведомился Дмитрий.
— Скажите спасибо, что не по инвалидности, — парировал Густав. — Если окажетесь полезным на новом месте — будете получать дополнительное вознаграждение. Это уже зависит от вас. Документы, вид на жительство, квартира — об этом мы позаботимся. Это, конечно, не запрошенные вами двести тысяч, но, сами понимаете…
— Понимаю, — согласился Дмитрий. — У меня теперь не слишком много информации о «Фениксе». Похоже, меня потихоньку выталкивают к обочине.
— Что? — переспросил Густав.
— Убирают, — пояснил Дмитрий. — Как с Егерем?
— Он уничтожил шифр-плату и жёсткий диск, — ответил Густав. — Физически. Легко и просто. Вытащил процессорный блок во внутренний двор дома, где он сидел, бросил его в мусорный бак, облил бензином и поджёг. Всё сгорело и расплавилось. Восстановлению не подлежит.
— А что с самим Егерем? — уточнил Дмитрий.
— А что мы с ним сделаем? — с некоторым раздражением в голосе ответил Густав. — Не задерживать же его на основе ваших показаний. А больше на него ничего нет. Под сообщениями не подпись, а только кодовое имя, от которого, сами понимаете, в любой момент можно запросто отказаться. Да и написание кодированных сообщений само по себе уголовно не наказуемо. Так что установили наблюдение за этим…
— Винниковым, — подсказал Дмитрий.
— Да, Винниковым Михаилом Семёновичем. Он же Егерь. Кстати, почему Егерь?
— Не знаю, — сказал Дмитрий. — Возможно, из-за туристической базы в лесу. Я передавал информацию о заброшенной туристической базе в Анийя. Там был перевалочный пункт и место отдыха для диверсионной группы, которая работала по Меркушеву.
— Да, я читал это в одном из отчётов, — подтвердил Густав.
— Возможно, Винников принимал участие в обустройстве базы, — предположил Дмитрий. — Так, по какой-то аналогии могли назвать Егерем… Вроде, в лесу работал, в заброшенном месте.
— Он и на Пыхья в заброшенном доме сидел, — заметил Густав. — Дом со стороны кажется нежилым. Ещё… Я был в той квартире, где он работал. Три комнаты, и во всех — пустота. Только в одной из них стол с монитором и клавиатурой. И всё. Даже клочка бумажки нет.
— В этой квартире вообще запрещалось делать какие-либо записи, — пояснил Дмитрий. — Так что клочки бумажек можете не искать. Их нет.
— А в квартире Винникова? — спросил Густав.
— Едва ли, — ответил Дмитрий. — Он мужик ответственный. Бывший гебист. Едва ли он что-то записывал. Скорее всего, хранил всё на диске.
— Который и спалил, — резюмировал Густав. — В общем, здесь тупик.
— Попробуйте разговорить, — предложил Дмитрий.
— Может быть, — как-то неопределённо сказал Густав. — После вашего отъезда. А что скажете о Бегуне?
