Потом завёл Гроднянского в комнату и толкнул в кресло.
Пакет передал бесцветному.
И встал у двери в квартиру.
— Где ж вы, Виктор Петрович, на выходных пропадали? — вкрадчиво спросил бесцветный.
— Жену отвозил, — пробормотал в ответ Гроднянский, судорожно пытаясь вычислить хоть какой-нибудь путь к спасению в сложившейся ситуации. — В пансионат…
Он уже понял, зачем пожаловали эти гости. И ещё понял то, что долгих разговоров с ним никто вести не будет.
Всё, что им нужно — они знают и так. Разве что потребуются им какие-нибудь детали. Например, точные даты переводов или резервные счета (если они не всё ещё вычислили). И, пожалуй, его чистосердечное признание.
Под запись.
А потом… Лучше не думать! Лучше придумать, как отсюда выбраться.
— Кто мы, знаете? — спросил бесцветный.
Гроднянский кивнул.
— И не спрашиваете, как мы сюда попали?
— А чего спрашивать? И так ясно, что через дверь, — Гроднянский решил в дипломатию не играть.
Не та публика.
— Не в первый раз, небось.
— Да уж, — усмехнулся бесцветный. — А это правильно сделали, что жену отвёзли. Отдохнуть не мешает. Хорошо в пансионате?
И бросил на журнальный столик толстую папку, плотно набитую документами.
— Хорошо, — прошептал Гроднянский, не отводя глаз от папки.
— Видите, — сказал бесцветный. — Насобирали. А вот теперь думаем — в капусте вас засолить или формалином залить да в кунсткамере выставить? В назидание остальным хитрожопым? Чего молчим, Счетовод?
Гроднянский вздрогнул и втянул голову в плечи.
«Искалечат» с тоскою подумал он. «Или вообще на куски порежут. Господи, как же выбраться отсюда?»
— Записей, смотрю, за последние два дня у вас не прибавилось, — сказал бесцветный, перелистывая извлечённую из пакета записную книжку. — Что, с Завхозом связь потеряли? Не соскучились по нему?
Гроднянский не ответил.
«Всё, крышка!» с тоской подумал он. «Особенно, если Симаков уже сбежал. А он может!»
— Ладно, — сказал бесцветный, бросая книжку обратно в пакет. — Потом почитаем, на досуге. Тем более, что живое общение приятней. Так я вот тоже думал, как бы вам, уважаемый, ловчее башку открутить. А потом подумал: «К чему это всё?» Надо просто придти к человеку в гости и поговорить. Просто, открыто, по-дружески. Мы же в одной команде, Счетовод. Чего нам прятаться? Так ведь?
Гроднянский застыл, скованный страхом, охватившим его тело ледяными обручами. И чем спокойней и размеренней говорил бесцветным, тем сильнее становился этот парализующий страх и тем ближе подступало мертвящее душу отчаяние.
«Конец… конец…»
— Вот я и пришёл, — продолжал бесцветный. — Поговорить. А чтобы настрой на разговор получился…
И он кивнул квадратному, что стоял у окна.
Тот сходу, не замахиваясь, ударил Гроднянского по затылку.
Гроднянский слетел с кресла и упал на четвереньки.
И заплакал, чувствуя, что не сдержать ему уже мелкую, лихорадочную дрожь в ватном от страха теле.
— Зачем так? — всхлипнув, спросил Гроднянский. — За что?
— Не привык к подобному обращению, — прокомментировал бесцветный. — Ладно, садись на место.
Гроднянский, опасливо покосившись на квадратного, поднялся и сел в кресло.
Вынул носовой платок и вытер слёзы, что всё продолжали катиться из глаз.
— Я же и так расскажу, — умоляющим голосом обратился он к бесцветному. — Я же понимаю, что там в папке… Я всё разъясню!
— Чувствую в голосе клиента искреннее чувство, — довольным тоном заметил бесцветный. — Вижу, что готов он к открытому диалогу с нами. Как Ельцин с Клинтоном. Вот в таком конструктивном ключе и продолжим. Без особых затей…
И снова кивнул квадратному.
— 30 —
20 сентября, 1994, вторник, 12.40, Петербургское шоссе, склады
Андрес посветил фонариком в темноту ангара.
— Всё, господин комиссар. Пусто!
Хенрик зашёл внутрь ангара и, сделав шага три, не больше, споткнулся об деревянный ящик тёмно-зелёного цвета.
— Чёрт! Андрес, сюда подсвети!
Комиссар слегка подпихнул ящик ногой.
Он легко сошёл с места.
«Пуст» решил Хенрик.
— Откроем? — предложил он Андресу. — Надеюсь, не мина?
— Загрохотал-то как, — заметил Андрес. — С миной бы потяжелей был…
И он, наклонившись, приподнял крышку.
В свете фонаря жёлтым мелькнуло некрашеное дерево и полукруглые ячейки внутри ящика.
— И в самом деле пуст, — с некоторым разочарованием произнёс Андрес.
— Всё отсюда вывезли, — констатировал Хенрик. — Но всё же что-то здесь было. И похоже, «что-то» — это оружие.
И, подумав, добавил:
— Надо бы ещё раз с хуторянином встретиться.
— С каким? — не понял Андрес.
— С Раудсеппом, — пояснил Хенрик. — Помнишь? Мы карту этого района просматривали. Там отмечено строение рядом с закрытой зоной. Помнишь, это там, где мы видели остатки колючей проволоки в траве?
— Помню, — ответил Андрес. — Видели.
— Так вот, — сказал комиссар, забирая фонарь у Андреса. — Пошли отсюда…
— Так вот, — повторил Хенрик, едва они вышли из ангара. — Это и есть домик нашего хуторянина. Живёт он рядом со складами. И местность эту знает великолепно. Так что, полагаю, что не напрасно он от трупов тогда в кусты кинулся. Думаю, что кого-то из покойников он узнал. Может быть, самого Меркушева. А вот мы с тобой в этом случае — полные остолопы. Понял?
— Понял, — ответил Андрес.
И достал блокнот.
— 31 —
20 сентября, 1994, вторник, 13.10, Таллинн
Звука выстрела никто не услышал.
Пуля навылет пробила грудь и со звоном отрикошетила от фонарного столба.
Топорков с резким, гортанным всхлипом выплюнул густую струю крови и осел на землю, схватившись за открытую дверь машины.
Вторая пуля пробила сонную артерию — и фонтан крови, разлетаясь мелкими брызгами, хлынул на асфальт.
Охранник кинулся к шефу, на ходу доставая из кобуры как назло застрявший «Глок», но третья пуля ударила ему в плечо, отбросив на капот машины.
— Назад! Врача! Полицию! — крикнул второй охранник вылетевшему из офиса водителю.
И, пригнувшись, пробежал вперёд, спрятавшись за корпусом автомобиля.
