Столкнувшись с Линой в подъезде, она, улыбаясь, рассказала о ночной встрече с Чипом. Лина сердито произнесла:
— А что ты делала на улице в такое время? С ума, что ли, сошла?
— Ты права. И поверь, мне было страшно. Но я не знала, как вызвать маршрутку.
Лина покачала головой.
— Ну, Джейн! Неужели ты не…
— Франческо!
Лина повернулась и удивленно посмотрела в сторону двери.
— Мой сон! — воскликнула Джейн. — Я вспомнила! Сегодня ночью мне приснилось, что я нахожусь в огромной пустой комнате с Франческо. Он стоит в углу напротив, а его мать — на полпути между нами. Я говорю ей, что ее сын — сволочь, мерзавец, и даже говорю «una mierda»
[11]
, хотя не знаю испанского! Мать, кажется, соглашается со мной, у Франческо разъяренный вид, но он не осмеливается меня прервать. Какой странный сон! И это в то время, когда я не видела его с марта, когда я о нем больше не думаю и не собираюсь с ним больше встречаться!
Лина подошла к Джейн и поцеловала.
— Поздравляю.
— Что?
— Una mierda! Превосходно. Это исцеление, Джейн. Я в восторге. Мне всегда казалось, что тебе не хватает злости. Тут речь, конечно, идет и об Эрике: два мерзавца.
По дороге в университет Джейн неожиданно поняла, что в ее сне у Франческо было то же выражение лица, как и после ужина в японском ресторане: напряженное, враждебное, несчастное. Однако семь месяцев спустя она проснулась, кипя от злости: неужели это исцеление? Взяв почту, она обнаружила желтый конверт со штампом университетского издательства Северной Каролины, что заставило ее улыбнуться и всколыхнуло давно забытые воспоминания. Еще семь месяцев назад такое письмо испортило бы ей настроение. Однако с тех пор утекло немало воды. Она смирилась с тем, что книга ее никогда не будет опубликована. Когда истечет срок контракта с университетом, она пойдет преподавать в лицей или поменяет профессию. В любом случае эти люди из издательства не очень-то торопились с ответом. Идя по направлению к лифту, она машинально вскрыла конверт и взглянула на стандартный бланк письма: единственный лист, никакой рецензии. Вместо обычного «сожалею… и т. д.» неожиданное слово, звучащее, как ни странно, в унисон с тем, что сказала Лина, привлекло рассеянный взгляд Джейн и заставило ее удивиться: «Поздравляю!» Поздравляю? Она быстро развернула письмо.
«Дорогая госпожа Кук!
Примите мои поздравления! Мне доставляет удовольствие сообщить Вам, что Ваша книга „Госпожа Бовари — это я: творческий почерк Флобера“ получила премию Перси К. Делавэра (1997 г.) за лучшее исследование в области литературы девятнадцатого века.
Прошу извинить, что сообщаем об этом так поздно. Это связано с административными формальностями из-за того, что данная премия присуждается впервые.
Мы очень надеемся получить от Вас разрешение на издание вашей рукописи. В случае положительного ответа я вышлю Вам типовой контракт. Вы получите чек на сумму в пять тысяч долларов на предъявителя. Примите мои…» и т. д.
Розыгрыш? Письмо отправлено из Северной Каролины. Джейн перечитала его еще раз уже в лифте. «Поздравляю!» Войдя в свой кабинет, она так сильно расхохоталась, что в соседней комнате залаяли все четыре собаки Беголю. Потом она рухнула в кресло и, запрокинув голову назад, смеялась до тех пор, пока у нее из глаз не брызнули слезы. Она набрала номер телефона, указанный внизу страницы.
— Я могла бы поговорить с Вирджинией Прескотт?
Вечером Лина, узнав радостную новость, завопила:
— Я была в этом уверена! Надо было и мне поспорить на тысячу долларов, как этот негодяй Франческо. Слава Богу, что его уже больше нет в твоем окружении!
— Подумать только! Ведь это же Кэтрин Джонс рассказала мне о премии. Ирония судьбы: она забрала у меня друга, а взамен дала издателя.
— И пять тысяч долларов. Ты ничего не потеряла при обмене.
— Наверное, я одна была в курсе. Потому-то они и пишут об «административных формальностях»: один кандидат — это же несерьезно!
— Шутишь? Да ты, видимо, единственный преподаватель в Америке, кто не читает «Lingua Franca». Публикация и пять тысяч долларов, и это тогда, когда невозможно найти издательство для опубликования диссертации. Да они, должно быть, получили сотни рукописей по литературе, истории, истории искусств. Именно поэтому и задержались с ответом. Ты оказалась лучшей, Джейн, вот и все.
Лина предложила организовать ужин, чтобы отметить это событие, но поскольку она держала кошек, на которых у Джейн была аллергия, то собраться решили в квартире Джейн. Всю вторую половину дня они стряпали и смеялись. За ужином Джейн так расхохоталась, что подавилась, и красное вино пошло у нее через нос, что развеселило гостей. Истории следовали одна за другой: каждый когда-то где-то оказался нежеланным гостем, всех тошнило то ли на корабле, то ли в самолете. Никаких тем, связанных с Девэйном. Вот они все, ее друзья: Лина, Ямайка, Эмми и Бекки, две лесбиянки, в августе сочетавшиеся церковным браком — очень трогательная была церемония, — Чип и Хью, Сьюзен и молчаливый Карл, которого она пригласила, чтобы он не жаловался на шум. Их объединяло лишь то, что они были очень милые люди и никто из них не знал Эрика. Наконец-то, через семь месяцев, Джейн казалось, что она просыпается.
Когда они подняли бокалы за неотразимую обладательницу премии Перси К. Делавэра в области исследования литературы девятнадцатого века, Джейн гордо улыбнулась, без ложной скромности радуясь этому маленькому успеху. Она была простым преподавателем с более чем восьмилетним стажем, одной из приговоренных к смерти, которых в университете негласно окружали стеной молчания. Норман Бронзино, недавно женившийся на двадцатидевятилетней преподавательнице физики, посоветовал Джейн приступить к поиску работы в другом месте, не дожидаясь конца. Конца… Она улыбнулась. Они уже больше не могли напугать ее. Она не торопилась уезжать от Лины и Ямайки.
Поздно вечером Чип начал гадать на картах оставшимся гостям. Он начал с Лины и Ямайки. Если о Лине он знал многое, то о Ямайке — ничего, и то, что он сказал ей, показалось удивительно правдоподобным. Ему даже удалось напугать ее, предсказав смерть кого-то из ее близких через два года. Наконец Джейн подсела к нему на диван.
— Ты можешь задать картам самый сокровенный вопрос, — сказал Чип.
Джейн мысленно спросила, удастся ли ей забыть Эрика.
Первая карта, которую она вытащила, означала: «Не удерживай».
— Не удерживай что?
— Карта об этом умалчивает.
Джейн поморщилась. Вторая карта была немного поразговорчивей: большая любовь. Она тотчас подумала об Эрике, но это вызвало у нее раздражение. Потом была еще одна карта с женщиной, которая играла важную роль в ее жизни: Лина, Ямайка? Следующая карта предвещала в ближайшем будущем событие, смысл которого сможет понять только она. Джейн подумала, что ее рациональный ум слабо верит в смутные предсказания. Она вытащила другую карту, которая снова говорила о мужчине: еще одна любовь. Улыбка, уже более довольная, озарила ее лицо. Подошел Хью.
