— Толя, пожалуйста, не оставляй меня одну. — В
моем голосе было столько жалости и неподдельной горечи, что он тут же смутился.
— Пожалуйста.
— Маша, ну почему одну? Я буду в соседней
спальне. Ты пойми, я не могу спать с кем-то. Я не усну. Это привычка. Я не могу
менять свои привычки, даже если они и странные.
— Но ведь теперь у тебя есть я!
— Я знаю, но я привык спать один.
Положение было безвыходное. Не придумав ничего
лучшего, я схватила Анатолия за руку и буквально силой потащила его в свою
спальню.
— Толя! Я тебя умоляю. Я не могу спать одна.
— Но почему?
— Потому, что я боюсь.
— Кого?
Мне хотелось сказать «ковбоя», но я не стала
этого делать и сказала то, что хотел услышать мужчина:
— Я боюсь своих видений. Они могут прийти
опять. Они могут вернуться.
— Все будет хорошо.
— Без тебя не может быть хорошо.
— Я не могу спать не один.
— Нет. Толя, пожалуйста.
Мое жалостливое лицо и глаза, полные слез,
подействовали на мужчину должным образом, и он сдался. В эту ночь я лежала у
него на плече и прислушивалась к биению его сердца. Мне не было страшно. Мне
было хорошо и спокойно. Я чувствовала себя умиротворенно, а самое главное, я не
чувствовала себя одиноко. Ночью, когда Анатолий уснул, хотя и уверял меня в
том, что он не может спать не один, я слегка приподнялась, обратила внимание на
то, что, когда он спит, он очень смешной, провела ладонью по его лицу и…
серьезно поговорила сама с собой. Я поругала себя за собственную слабость и за
то, что, сама того не желая, возлагаю на эту встречу слишком много надежд.
Слишком много. Ведь я всегда руководствовалась принципом, что женщина может получить
от мужчины если не все, то многое при том условии, что в любой ситуации она
всегда сохранит голову на плечах. Сколько раз я давала себе зарок: никогда
никакой сентиментальности, никаких мечтаний и терзаний, никакой душераздирающей
привязанности, и тогда… Тогда не будет никакой боли. За свои искренние, светлые
и чистые чувства я уже достаточно наказана, и, по-моему, даже больше чем
наказана. Самое большое наказание для женщины — это одиночество. Нет ничего
хуже. Еще совсем недавно мне казалось, что я способна излечиться от иллюзий, но
иллюзии приходят опять и опять. Я не должна верить обещаниям первого встречного
мужчины, я не должна к нему сильно привязываться, не должна… Я обязана
посмотреть на него другими глазами и избавиться от непонятной тоски. В конце
концов это просто курортный роман. Это всего лишь курортный роман, а курортные
романы имеют удивительную способность заканчиваться вместе с отпуском или
тогда, когда ты меньше всего этого ждешь.
Мой жизненный опыт научил меня многому. Долгие
годы мне придется вспоминать Вадима, с которым двенадцать лет у меня была
сильная, умопомрачительная любовь, но в этой любви не было чистоты, а именно
чистота ценится больше всего в любви и должна обязательно присутствовать в
отношениях между мужчиной и женщиной. Во всей этой истории в дураках осталась
именно я, и притом с мучительной, незаживающей раной в сердце.
Я еще раз провела ладонью по лицу сладко
спящего Толи и в который раз задала себе один и тот же вопрос: как получилось,
что практически незнакомый мужчина за столь короткий срок стал мне необъяснимо
близок и почему меня так сильно стало к нему тянуть?! Ведь я уже давно не
испытывала подобных чувств. Я конечно же не хранила Вадиму глупую верность и
иногда встречалась с другими мужчинами, но в отношениях с этими мужчинами мне
всегда хватало каких-то слов, улыбок, легких прикосновений, флирта, быть может,
и близости. И все. Самое главное, что во всех этих отношениях мне совершенно не
хотелось будущего. А теперь… Теперь мне его необъяснимо хотелось. Просто
необъяснимо. Мне необузданно нравился этот мужчина, а быть может, я даже была-в
него влюблена. Я еще и сама не поняла, что же это за чувство. Мне нравилось
все, что он делает. Все, что он говорит, и даже то, как он мыслит… Мне
нравились его сильные руки, его большие, чувственные губы… Мне нравилось в нем
все, что только женщине может нравиться в мужчине. Мне хотелось быть с ним
рядом, ощущать его горячее тело, а самое главное, я чувствовала себя с ним
безопасности.
Все же он слишком быстро пробудил мое сердце.
Тихонько встав со своей кровати, я подошла к
столику и налила себе кружку холодного красного чая. Я и сама не могла понять,
почему мне опять не спится, ведь я не одна, ведь рядом со мной человек, который
далеко мне не безразличен. Ведь он подставил мне свое плечо, чтобы я спокойно
на нем спала и видела самые добрые, самые цветные и самые спокойные сны. А мне
по-прежнему не спится. И в этом, наверно, виновато ночное море и то, какие
опасности оно может нам принести.
Взяв кружку холодного красного чая, я подошла
к окну, и у меня бешено застучало в висках. Внизу, прямо перед моим окном,
стоял тот же самый ковбой. Лица его мне не было видно, хотя он и задрал голову
вверх: ковбойская шляпа была надвинута на глаза. Я пронзительно закричала,
выронила кружку, которая тут же с грохотом разбилась, и в тот момент, когда в
руках у ковбоя заблестел нож, бросилась от окна прочь.
Я не знаю, как я не упала. Я пошатнулась, но
не упала. Сонный, перепуганный Анатолий, подскочил с постели и тут же обнял
меня за плечи.
— Маша, что случилось? Что?
— Там ковбой, — глотая слезы, сказала я.
— Какой ковбой?
— Тот самый, который убил спасателя, — сказав
последнюю фразу, я прикусила язык и поняла, что теперь-то мне уж точно никто не
поверит, ведь я собственными глазами видела «убитого» спасателя целым и
невредимым.
Анатолий встряхнул меня за плечи и постарался
привести в чувство.
— Бог мой, у тебя опять видения. Когда
приедем, надо будет показать тебя психиатру. По идее, отдых обязательно должен
тебя излечить. Может, тебе попить какие-то транквилизаторы? Я завтра попробую
найти снотворное. Что делать, тебе придется его попить, у нас нет другого
выхода. Почему ты не спишь? Почему ты бродишь по комнате?
— Не знаю. Мне просто захотелось попить
красного чая. Я не знаю, почему он вернулся. Зачем он пришел?!
— Да кто пришел-то?
— Ковбой.
— Какой ковбой?!
— Который убил спасателя! Он пришел потому,
что я единственная свидетельница преступления, которое он совершил. А
свидетелей принято убирать!
— Да в Египте отродясь не было ковбоев!
