— Там Анатолий уже дошел до кондиции. Еле на
стуле сидит. Пепел прямо на пол стряхивает. Я ему замечание сделала, а он на
него даже никак не отреагировал. Сказал, чтобы я из комнаты выметалась и не
мешала ему по телефону разговаривать. Еще сказал, что у него здесь все схвачено
и за все заплачено. Мол, у него все включено. Если он захочет, то он прямо
посреди стола по-большому нагадить может.
— Что, прямо так и сказал?
— Прямо так и сказал.
— Вот дурак пьяный. Так он ужинает или что
делает?
— Да, пьет в основном и бычки об дорогой стол
тушит. Я некоторых новых русских не понимаю. Такое положение имеют, такими
деньгами ворочают, а когда напьются, то ведут себя, как самое обыкновенное
быдло. Смотреть противно. Ни черта он не ужинает. Даже ни к чему не
притронулся. Уже все остыло. Он в основном по телефону разговаривает. В Москву
звонит, с кем-то ругается. Я его еще никогда таким пьяным не видела. Он всегда
такой сдержанный, такой культурный, а тут сам на себя не похож. Наверно у него
что-то стряслось?
— А мне плевать, что у него стряслось.
— Маша, а тебе в норковой шубе не жарко? —
как-то осторожно спросила меня Катя.
— Нет, мне холодно, — сухо ответила я.
— Правда? А я во всем доме кондиционеры
включила. Мне показалось, что в доме жара страшная.
— Может, кому и жарко, а мне лично холодно.
Знобит меня что-то.
— Может, ты простыла?
— Не знаю. Мне кажется, что у меня это
нервное.
— Давай я тебе капель успокоительных налью. У
меня в аптечке, кажется, есть.
— Не нужно. Ты мне и так уже капель целую
бутылку налила. Так что я пошла лечиться.
Я натянуто улыбнулась и нечаянно отпустила
полы своей норковой шубы. Моя шубка распахнулась, и показалось обнаженное тело,
покрытое множеством синяков, царапин и ссадин. От неожиданности Катя слегка
вскрикнула и тут же зажала рот ладонью. Поняв, в чем дело, я поставила бутылку
джина на стол, наглухо застегнула все пуговицы и попыталась ее успокоить.
— Катя, ничего страшного не произошло.
Подумаешь, забыла пуговицы на шубе застегнуть. С кем не бывает.
— Но ведь у тебя под шубой ничего нет…—
растерянно пробормотала девушка.
— Ну и что такого? Можно подумать, ты никогда
в жизни не видела женщин, которые одевают шубу на голое тело. Можно подумать,
ты сама так никогда не ходила. Такое бывает сплошь и рядом.
— Я так не ходила. Конечно, это твое право.
Может, у тебя с Толей какие-то свои сексуальные игры, но дело не в этом, а в
твоих синяках. Послушай, как ты его терпишь?! Он у тебя что, садист какой-то,
что ли? Садист?! Как ты с ним живешь?! Таких гадов просто расстреливать надо! К
стенке ставить, и дело с концом!
— Все, хватит — прерывисто выдохнула я. —
Надоело. Я пошла лечиться, а то я что-то плохо себя чувствую.
— Может, закусить все-таки что-нибудь
возьмешь?
— Не хочу. Меня прямо наизнанку выворачивает.
Как только я развернулась и пошла по лестнице вверх, Катя тихо меня окликнула и
грустно произнесла:
— Маша, а Лены до сих пор нет. Прямо не знаю,
что делать и что думать.
Я посмотрела на Катю глазами, полными слез, и
чуть было не выронила бутылку джина из рук.
— Найдется.
— Ты думаешь?
— Я просто уверена.
— Знаешь, а ведь с ней раньше никогда такого
не случалось.
— Я думаю, что все будет хорошо.
— Может, мне в полицию заявить?
— В полицию?! — У меня поплыло перед глазами,
я пошатнулась и схватилась за лестничные перила. — А зачем в полицию?
— Ну как зачем?! У меня подруга пропала. Не
могу же я сидеть сложа руки.
— А что толку от полиции?
— Как, что толку? Они искать будут.
— Кто будет искать, арабы?
— Ну хотя бы арабы. Пусть хоть кто-то ищет.
Нужно же что-нибудь предпринять…
— Рано еще. Подожди. Я думаю, что она сама
скоро объявится.
— Ты предлагаешь еще подождать?
— Конечно. Заявить в полицию ты всегда
успеешь.
Стараясь не смотреть на Катерину, я обняла
бутылку джина и пошла вверх. Когда я подошла к двери своей спальни, Катя
окликнула меня еще раз, и я, перевалившись через перила, посмотрела на нее
вниз.
— Ну, что еще?
— Маша, ты извини, я просто хотела сказать
тебе, что когда ты снимешь свою шубу, то можешь отдать мне ее в чистку.
— А она что — грязная, что ли?
— Очень. Норка-то ведь голубая. На ней куски
засохшей грязи и песка полно. Словно тебя где-то в грязи валяли. Жалко, шуба-то
ведь дорогая. Греческая?
— Скандинавская, — глухо ответила я.
— Тем более. Ты к зеркалу подойди и все
увидишь сама. Короче, если будет желание, то ты дай ее мне. Я ее почищу, и она
будет как новенькая.
— Хорошо.
Зайдя в спальню, я быстро закрыла дверь на
щеколду и подошла к зеркалу. Катя была права: дорогая норка напоминала хламиду
бомжа. Бросив шубу прямо на пол, я открыла дверь в ванную комнату, налила в
ванну побольше пены, включила воду и залезла внутрь. Затем схватила мочалку и
отчаянно принялась тереть свое тело. Я не знаю, сколько времени я его терла, я
хотела протереть его дыр, пока на моей коже не появится кровь и не смоет следы
той грязи, которая накопилась во мне за сегодняшний вечер. Конечно, грязь с
тела всегда можно смыть, но как смыть грязь с души? Как излечить больную душу,
если в нее изо всей силы плюнули? Кто ответит за мои страдания, унижения и
слезы? Конечно, тот, кто меня сюда привез. Тот, кто превратил мою жизнь в
кошмар, которому не видно ни конца ни края. Он ответит. Он обязательно за все
ответит. Никогда нельзя так унижать женщину, потому что тот, кто унижает
женщину, унижает женскую душу, а это опасно. Это очень опасно.
Откупорив бутылку джина, я налила себе полный
стакан и осушила его залпом, даже не поморщившись. Приятное тепло растеклось по
моему телу, и я почувствовала себя значительно лучше.
