— Тебя кто-нибудь встретит?
— Нет.
— Почему?
— Потому, что меня могла бы встретить моя
подруга, но мне неоткуда ей позвонить.
— Держи.
Махмед протянул мне мобильник.
— А вдруг я этим рейсом не улечу?
— Я же сказал тебе, что я тебя посажу.
— Но я не знаю номера рейса.
— Тогда давай я позвоню ей сам. Диктуй номер.
Я продиктовала номер телефона своей подруги.
Махмед довольно быстро дозвонился до Ладки.
Когда он назвал номер рейса и время прибытия в аэропорт, он протянул трубку
мне.
— Лад, ты меня встретишь? А то я без зимних
вещей…
— А где твоя шуба? — послышалось на том конце
провода.
— Потом расскажу. Телефон не мой, а связь
денег стоит. Так ты меня встретишь?
— Встречу, конечно.
Я отключила телефон и протянула его Махмеду.
— Меня встретят, — улыбнулась я.
— Только перед отлетом тебе нужно в туалет
забежать и умыться. Ты вся в саже. Если ты посмотришь на себя в зеркало, то не
поверишь, что это ты.
— У меня нет никакого желания смотреться в
зеркало, — нервно произнесла я и отвернулась в окно.
— Я тебя понимаю, но ведь в самолете сидят
люди. Ты можешь их напугать.
Всю дальнейшую дорогу до аэропорта мы ехали
молча и старались не смотреть друг на друга. Я закрыла глаза и подумала о том,
что еще совсем недавно я смогла бы погибнуть точно так же, как и те девушки,
лежащие у взорванного дома. Наверно, это очень страшно, когда жизнь
продолжается… Когда на улицах цветут цветы, во дворах бегают ребятишки, когда
идет снег, проезжают машины, работают рестораны, проходят различные презентации
и выставки, рождаются дети, влюбляются друг в друга люди, создаются новые семьи
и расходятся те, которые не прошли испытание отечественным бытом, а тебя в этой
жизни нет. Тебя нет. Ты умерла. Ты больше никогда не увидишь, как идет снег, не
сможешь ловить снежинки, не увидишь, как кружит листопад и как ласковое
солнышко заставляет изнывать от жары. Все это будет у кого-то, но этого не
будет у тебя, потому что тебя просто нет… Я никогда не верила в загробную
жизнь, и я твердо знала одно: что со смертью всему приходит конец. И я страшно
боялась смерти, потому что мне очень хотелось жить, несмотря на те трудности и
неудачи, которые постоянно подкидывала мне эта самая жизнь. Хотя по большому
счету я полагала, что смерть — это свобода от всего. Это просто свобода.
Свобода от всех жизненных трудностей, обязанностей, условностей, различных
стереотипов и отношений с людьми.
…А еще я подумала о Боге и о том, почему он
допускает подобные несправедливости. Почему умирают молодые и здоровые? Почему
так долго живут спившиеся и опустившиеся? Почему на свете столько зла и
неправды? Почему жизнь кого-то испытывает, а кого-то балует и оберегает от
неудач?
Я открыла глаза, посмотрела на Махмеда и
задумчиво задала ему вопрос:
— Махмед, а ты веришь в Бога?
— Да. Я мусульманин. Я верю в Аллаха.
— А ты в него действительно веришь или ходишь
в мечеть только потому, что туда ходят все и ты должен быть таким, как все?
— Я в него действительно верю. Я с детства
учил Коран.
— А твой Аллах тебе когда-нибудь помогал?
— Всегда, — ни на минуту не задумываясь,
ответил Махмед.
— А как он тебе помогал?
— Аллах всегда всем помогает.
— А мне кажется, что ты лукавишь. Ты ходишь в
мечеть потому, что туда ходят все, и молишься по той же самой причине. Это
внушили тебе с молоком матери. Это просто внушение, слепая вера.
— Не говори так. Мусульманская вера очень
сильная, и она у нас в крови. А ты к какой вере принадлежишь?
— Не знаю, — устало пожала я плечами. — У нас
все говорят, что верят в Бога, но в сущности какая это вера. Это уже какая-то
мода. Даже страшно подумать о том, что сейчас верить в Бога стало модно. Модно
ходить в церковь, модно ставить свечки, модно слушать проповеди, модно
креститься. Я и сама не знаю, существует ли Бог, и начинаю думать, что его
все-таки нет. Я верю в существование Ангела-Хранителя и знаю, что он у меня
есть. Он мне помогает, оберегает, предостерегает. Когда я попадаю в
какую-нибудь переделку и выбираюсь из нее в целости и сохранности, я всегда
благодарю своего Ангела-Хранителя, потому что знаю: мне помог он. А вот что
касается Бога… Если Бог есть, то получается, что это он сотворил этот мир с его
нищетой, ложью, лицемерием, предательством, несправедливостью и одиночеством…
Он должен понимать, что очень тяжело жить среди всех этих пороков и при этом
оставаться чистым. Он должен знать, что не каждый человек может вынести
столько, сколько ему отпущено и уготовано судьбой, что у человеческих сил есть
предел, что предел есть у всего, даже у терпения и понимания… Не каждый человек
может быть сильным и справиться с тем, что ему уготовано. Далеко не каждый.
Если Бог есть, то зачем же он сделал этот мир таким жестоким? Зачем он сделал
все так, чтобы люди мучились?
— Жестоким мир сделал не Бог, а сами люди. Это
не божьи пороки, а людские. Это люди лицемерят, врут, предают, изменяют,
убивают.
— Неужели ты искренне веришь в то, что Бог
есть?
— Верю.
— А как же толстые попы, от которых пахнет
перегаром, которые набивают себе карманы и животы людскими приношениями?
— В семье не без урода. Я был в России и видел
ваши церкви. Я видел то, о чем ты говоришь. Я видел пьяного попа, который
отказывался крестить ребенка, потому что у этого попа голова трещала с
похмелья. Ты не верь в церковь. Не верь в тех людей, которые стоят между
церковью и Богом, потому что, как правило, эти люди не достойны служить церкви,
и их большинство. Ты верь в Бога. Ты обязательно в него верь.
— Я буду. — Я всхлипнула и почувствовала, как
у меня на глазах появились слезы.
— Ты просто живи и никогда не ищи в этой жизни
смысла. Если ты будешь его искать, то ты наживешь себе ненужные проблемы.
— Я знаю, — кивнула я головой. — Я никогда не
искала смысла жизни. Ни когда училась в школе, ни когда уже выросла. Я знаю,
что смысл жизни в отсутствии всякого смысла. Я знаю, что я появилась на этот
свет для того, чтобы пройти через все трудности, и я не думаю, что моя жизнь
бесполезна.
— Ты появилась на этот свет для того, чтобы
жить.
