— Все верно, а трудности — это лишь
составляющая моей жизни, и притом очень важная и серьезная составляющая.
Махмед, а где ты выучился так хорошо говорить по-русски?
— У меня два высших образования, — улыбнулся
Махмед. — Ну, вот мы и приехали. Ты сейчас зайдешь в туалет и постараешься
привести себя в порядок, а я быстро найду нужного человека, чтобы тебя посадили
в самолет. У тебя деньги на билет есть?
— Есть, — кивнула я головой.
— Хорошо, — встречаемся через пять минут в
зале регистрации. — Только не тяни, регистрация уже закончилась.
— Само собой.
Зайдя в туалет, я посмотрела на свое отражение
в зеркале и даже вскрикнула. Черное, запачканное сажей лицо… Грязная одежда,
порванная в нескольких местах, и волосы все в саже.
— Бог мой. — Я посмотрела на часы, схватила
лежащее на раковине мыло и сунула голову под кран.
Проходящие мимо женщины откровенно
возмущались, показывали на меня пальцем, смеялись, но я не обращала на них ни
малейшего внимания. Хорошенько вымыв голову, я оторвала как можно больше
туалетной бумаги и использовала ее вместо полотенца. Посмотрев на свою
изодранную одежду, я принялась ее замывать и пришла к выводу, что мои темные
джинсы смотрятся очень даже ничего. Затем, не придумав ничего лучшего, стянула
с себя блузку и принялась ее стирать все под тем же злосчастным краном.
Следившая за чистотой в туалете
девушка-арабка, закутанная по самые уши в теплую ткань, заморгала глазами, с
ужасом посмотрела на мою обнаженную грудь, подскочила ко мне, замахала руками и
что-то защебетала на своем языке. Постирав блузку, я принялась сушить ее под
сушкой для рук и успокаивать возмущавшуюся арабку, которая, по всей
вероятности, вымогала с меня деньги за то, что я нарушила какие-то местные
туалетные правила.
— Успокойся, дорогая, — ласково улыбнулась я.
— Ты думаешь, мне приятно стираться в этом свинарнике? Здесь же дышать нечем.
Ты бы лучше шла туалет убирать или попрыскала чем-нибудь, а то ведь сюда можно
только в противогазе заходить. И не смотри ты так на мою грудь. У меня грудь
очень красивая, я и сама это знаю. А вот ты зря так запаковалась, на тебя ни
один мужик не взглянет. Хотя ваши мужики на вас вообще не глядят. Они только в
нашу сторону смотрят. Ты бы блузку какую обтягивающую надела с декольте, а то
нацепила черт-те что. Балахон какой-то. И не кудахчи мне прямо в ухо. У меня от
тебя голова болит.
Разумеется, арабка не понимала ни единого
моего слова, и, когда я показала ей на швабру — мол, поди лучше приберись, —
она раскипятилась еще пуще. В ее потоке арабской речи несколько раз прозвучало
английское слово «мани».
— Нет у меня мани, рэкетирка чертова. Я бы
тоже от мани не отказалась. А мани зарабатывать надо. Так что иди, зарабатывай
свои мани. И распакуйся хоть немного. А то тело совсем не дышит.
Когда блузка немного подсохла, вставшая у
другого крана русская женщина осуждающе покачала головой и заступилась за
кричавшую арабку.
— Девушка, вы зачем тут такое устроили?! Разве
так можно?! Это же туалет, а не баня! Вы бы еще тут подмываться прилюдно
начали!
— Будет нужно, начну, — злобно ответила я и
принялась надевать блузку.
— Вот по таким, как вы, о нашей нации и
создается впечатление. Как они могут относиться к русским, если они видят
подобное? Из-за таких, как вы, нас селят в самые плохие номера на первый этаж и
без балконов. И из-за таких, как вы, нас обзывают на улицах и смеются нам вслед.
— Они не из-за меня вас на улицах обзывают, —
совершенно спокойно ответила я и принялась застегивать пуговицы. — Я здесь ни
при чем. Просто нация такая бестолковая, и развитие у них соответствующее. А
насчет того, что нас селят в плохие номера, так это не я, это все мы виноваты,
что считается, мол, для русских сойдет и так. Потому что мы не привередливы и
не умеем отстаивать свою честь. А еще потому, что мы не дружные. Вон немцы
какие дружные, их черта с два на первый этаж поселят. Они такую бучу поднимут.
А русские сразу деньги суют, там где их совать совсем не нужно.
— И все-таки все это происходит из-за таких,
как вы! — воскликнула разнервничавшаяся и раскрасневшаяся женщина и вышла из
туалета.
Надев блузку, я тряхнула мокрыми волосами и с
трудом удержалась, чтобы не стукнуть мыльницей по голове кричавшую арабку.
— Хватит орать! Дура набитая! Возьмешь мани в
другом кармане!
Когда я вышла к Махмеду, он тут же схватил
меня за руку и повел к какой-то регистрационной стойке.
— Быстрее! Быстрее. Ты почему так долго?! Люди
уже в самолете сидят!
— Я в порядок себя приводила.
— Долго ты себя в порядок приводила.
— Быстрее не получалось. Как я хоть выгляжу?
— Чистая, но очень мокрая.
— Пусть я лучше буду чистой, но очень мокрой,
чем грязной, но сухой.
Когда в моих руках появился билет на самолет,
я пожала Махмеду руку и отвела глаза в сторону. Махмед пожелал мне летной
погоды и как-то виновато добавил:
— Не держи на меня зла за то, что произошло
той ночью. Я же мужик, а тот, кто прилетел сюда с тобой, просто сволочь.
— Ты тоже сволочь, — не сдержалась я. — Таких
сволочей еще поискать надо. Ладно, давай. Удачи тебе.
Помахав расстроенному Махмеду рукой, я пошла
на посадку и старалась не оборачиваться назад… Потому что теперь, после всего,
что со мной случилось, я дала себе установку: НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ НАЗАД.
